Когда мы сидели за столом, я поинтересовался у своего друга, имеет ли какое-нибудь отношение эта его работа к Десмонду, который столь насторожил директора Британского музея Кларка.
— Видите ли, дорогой Ватсон, пока я не могу сказать чего-либо определенного, но согласитесь, что проведенное нами исследование интересно само по себе. Мы, таким образом, соприкоснулись с преступниками древнего мира.
Я выразил сомнения, указав, что в большей степени мне видится здесь не преступление, а искусство.
— Вы правы, Ватсон, наблюдаем мы искусство. Секрет изготовления пурпурного золота египетскими ювелирами до сих пор не был известен ни ученым, ни металловедам. Однако к тому были побудительные причины, и далеко не всегда бескорыстные. Совершенно не исключено, что аурипигмент, послуживший нам ключом к разгадке, использовался мастером для «увеличения», как ему казалось, количества полученного им золота. Вы, я полагаю, знаете историю открытия Архимедом его знаменитого закона? А получилось это из-за того, что знаменитому ученому предстояло уличить мошенника мастера, который, изготавливая корону сиракузского царя, в золото добавил менее ценный металл — серебро. Таких мошенников с древнейших времен была уйма. Известно ли вам, что прославленный философ Диоген, о котором Александр Македонский сказал, что если бы он не был Александром, то хотел бы быть Диогеном, в молодости своей был фальшивомонетчиком?
— Ну, Холмс, зачем же вы бросаете тень на великого философа?
— Если быть более точным, то мошенничал его отец, бывший менялой, а Диоген ему в этом неприглядном деле помогал, за что и подвергся изгнанию. В вас укоренилась мысль, что гений и злодейство — две вещи несовместимые. На этом, например, и основана легенда об отравлении Моцарта завистником Сальери. А эту тезу можно взять под сомнение. Касаясь Сальери, следует сказать, что у него не было основания завидовать Моцарту; он пользовался сам большим и заслуженным успехом. Значиться учеником Сальери составляло для музыканта большую честь. Но не в этом дело. Если человек проявляет в чем-то большой талант, то мы невольно приписываем ему и все прочие добродетели. В таком случае, если все злодеи — дураки, то чего же их опасаться? Среди них бывают исключительно талантливые, творениями которых можно было бы гордиться, если бы они не использовались в преступных целях. Я приведу вам недавний пример. До газовой резки металла не додумались инженеры, но сделал это самый отъявленный взломщик. В тысяча восемьсот девяностом году в Ганновере вскрыли банковский сейф и похитили крупную сумму денег. Полиция и эксперты были ошарашены. В стенке стального сейфа было прорезано аккуратное окно. Толщина стенок достигала одного сантиметра, а впечатление было таким, что взломщик резал не сталь, а простую фанеру. Преступника выследили и поймали. Спросили прежде всего, каким он инструментом пользовался. Он указал на два небольших баллона. Он изобрел газовую резку металла и не подумал, что за нее он может приобрести деньги, положение и славу; та же полиция отнеслась бы к нему с большим почтением, если бы он оставил привычное ему ремесло. Весьма возможно, что и в нашем случае мы имеем нечто аналогичное. Наука и техника нашего времени делают невероятные успехи, которые умные преступники используют в своих целях, немало затрудняя работу по раскрытию их злодеяний.
Утром следующего дня мы зашли к давно знакомому Холмсу ювелиру. После обмена приветствиями Холмс показал старичку пурпурную розетку и спросил, не сможет ли он изготовить ему такую же. Тот вооружился лупой, рассмотрел розетку со всех сторон, сделал какие-то измерения и отрицательно покачал головой.
— При всем моем уважении к вам, мистер Холмс, вряд ли смогу быть вам полезен. Это очень тонкая работа; если кто и может воспроизвести ее, то только старик Хайт.
Холмс поблагодарил ювелира, и мы отправились на розыски этого Хайта. Мы нашли его маленькое заведение, видимо не особенно процветающее, и Холмс обратился к нему с той же просьбой, сославшись на рекомендацию своего знакомого. Хайт испытующе поглядел на моего друга, после чего заявил против всяких ожиданий:
— Да ведь это моя работа. Если вы хорошо оплатите, то почему бы и не сделать вам такого удовольствия. Поверьте, я не зря кушаю свой хлеб, таким искусством не каждый владеет.
Я увидел блеск в глазах Холмса.
— Вы такое же изготовляли для Десмонда?
— Никакого Десмонда я не знаю и знать не хочу, — насторожился Хайт, — я вообще не имею привычки интересоваться личностями своих заказчиков. Удостоверений у них не спрашиваю. Я беру или не беру работу, если она мне по силам и если клиент не скупится на ее оплату. Клиентов, которые попросили меня изготовить эти пурпурные бутончики, было двое, они остались моей работой довольны, оплатили щедро, а личностями их мне совершенно не к чему было интересоваться, равно как и тем, для чего им нужно пурпурное золото такой формы.
Холмс побеседовал с Хайтом еще несколько минут, и мы покинули виртуоза ювелира. Взяв кеб, мы отправились к Британскому музею. Кларк встретил нас очень приветливо, немой вопрос прочитывался в его глазах.
— Скажите нам, мистер Кларк, как обстоят дела у профессора Хочкинса с подготовкой экспедиции и составлением сметы?
— Мистер Холмс, смету они завершают, и по ней вырисовывается очень крупная сумма. Материалы по консервации уже приобретены, и Хочкинс очень торопит меня с его отъездом.
— Очень хорошо, мистер Кларк. Сумма, я полагаю, должна быть наличной? Ведь экспедиции придется расплачиваться за жилище, продовольствие, платить носильщикам, за лошадей, ослов или какой-нибудь другой транспорт. В пустыне ведь нет банков, куда можно было бы перевести эти деньги.
— Вы не ошибаетесь, Холмс, все деньги поступят в распоряжение профессора Хочкинса, и он будет их расходовать по своему усмотрению.
— Я думаю, — сказал Холмс, — что подготовка экспедиции не является секретом для работников музея?
— Конечно не является. Все очень заинтересованы ею.
— Ну что же, пора заканчивать подготовку. Давайте ей свое благословение. Нельзя ли завершить ее с некоторой долей торжественности? Через два дня на третий, — Холмс назвал число, — объявите, так сказать, торжественные проводы. Соберите всех своих сотрудников в своем кинозале и продемонстрируйте еще раз тот фильм, который мы имели удовольствие видеть. Попросите Десмонда прокомментировать его. Это не займет много времени, но создаст у всех, я полагаю, общий подъем настроения, да и у профессора Хочкинса — тоже. Пока же мы распрощаемся, получите, пожалуйста, ваши бесценные экспонаты. О времени демонстрации фильма заранее поставьте нас в известность. Мы тоже с удовольствием посмотрим его еще раз. Если о нас, посторонних, кто-нибудь из сотрудников спросит вас, скажите, что вы договариваетесь с нами о проведении некоторых реставрационных работ. До свидания, мистер Кларк, мы ждем вашего извещения.
Холмс опять отправил меня на Бейкер-стрит одного, сказав, что ему еще надо кое-куда зайти.
В назначенный день мы получили извещение от Кларка о том, что заседание по проводам профессора Хочкинса начнется в шесть часов вечера в кинозале Британского музея. Холмс не стал дожидаться вечера и попросил меня быть у входа в Британский музей минут за пятнадцать до назначенного срока. Я прибыл на место и стал прогуливаться в ожидании дальнейших событий.
К моему удивлению, к означенному времени у музея остановились два кеба и из них высадилось шесть человек. Я узнал только двоих: Холмса и нашего старого знакомого из Скотленд-Ярда Грегсона, который приветствовал меня поклоном. Все остальные были очень сдержанны и молча проследовали за нами в кабинет Кларка, а оттуда в кинозал. Все они расселись поодаль от нас, мы остались рядом с Холмсом. Зал наполнился сотрудниками, и Кларк обратился к присутствующим с вступительным словом. Он напомнил, что собрались все здесь, чтобы пожелать доброго пути и успехов в изысканиях профессору Хочкинсу.
— Сейчас, — сказал он, — мы просмотрим кинофильм о предшествующей экспедиции в Египет, на могильники, где уже побывал мистер Десмонд, который будет сопровождать профессора Хочкинса. Он будет комментировать события, зафиксированные киноаппаратом, а потом ответит на вопросы присутствующих, если они у них возникнут.
Все затихли, в зале погас свет, вспыхнул экран, и под стрекот аппарата на нем стали разворачиваться
