из пластилина.
— А где вы брали пластилин?
— Это не проблема. Сэр Малколм позаботился, чтобы фирма Бентона поставляла ему пластилин, только что изготовленный к тому времени, когда он наметит лепку. С этим у меня не было никаких забот, пластилин мне предоставляли в доме сэра Малколма. Я приезжал туда при исправлениях скульптуры со своим инструментом и в присутствии сэра Малколма исполнял все по его указаниям. Последним был бюст мисс Сомерсет, его я исполнял с натуры в доме мистера Малколма. Он тогда отпустил меня, сказав, что присмотрится к нему, все сопоставит и тогда уже вызовет меня, чтобы подправить кое-что.
— Нельзя ли взглянуть на инструмент, которым вы исполняли эту работу, мистер Эллиот?
— Пожалуйста, вот он.
Холмс внимательно осмотрел шпатели, которыми пользовался скульптор. Они не были вымыты, на некоторых еще остались мазки пластилина.
— После бюста мисс Сомерсет вы не пользовались этими шпателями, мистер Эллиот?
— Нет, мистер Холмс, у меня не было другой работы. Я, конечно, несколько неряшлив, вернулся домой усталым и не помыл шпатели.
Холмс понюхал шпатель, повертел его в руках и спросил Эллиота, не было ли чего необычного при последней его лепке.
— Нет, — сказал Эллиот, — ничего необычного я не заметил. Запах только пластилина был несколько едок на этот раз, но привередничать мне не приходилось, лепился он так же, как и раньше.
— Благодарю вас, мистер Эллиот, — сказал Холмс, — сочувствую вам в том, что безвременная кончина сэра Малколма прервала вам выгодную работу. Если вы не будете возражать, то этот шпатель я возьму с собой.
Эллиот не возражал. Холмс аккуратно завернул его в газету, и мы распрощались со скульптором. Сидя в кебе, я видел, как загорелись глаза Холмса, но он не находил нужным во что-нибудь посвящать меня. Я же с расспросами не приставал, зная, что только прерву ход его мысли, чем он всегда был очень недоволен.
Кеб подкатил нас на Флит-стрит, 17. В нижнем этаже дома располагался магазин, в верхнем этаже — контора. Это и было фирмой Бентона. Мы зашли в магазин, а затем спросили, как нам повидать главу фирмы. Нам показали, и мы остановились у двери. После стука и ответного «входите» мы оказались в кабинете утомленного делами седоватого джентльмена. Он был хмур и, осведомившись у нас, какое у нас к нему дело, предложил садиться. Холмс спросил его о взаимоотношении фирмы с торговым домом «Малколм и сын».
— Видите ли, мистер Холмс, нам приходилось прибегать к кредиту этого торгового дома. И сейчас мы у него в долгу. Для нас создалась очень непростая ситуация, так как мы провели одну нерасчетливую операцию и не получили за нее деньги, из которых надлежало уплатить довольно крупный долг Малколму. В расчетах он очень точен и строг. Я не знал, что и делать, так как срок уплаты истекал, но сэр Генри вдруг согласился на полугодовую отсрочку. Этого времени нам хватит, чтобы погасить свою задолженность, не нарушив течения дел фирмы.
— А как, сэр Бентон, вам удалось его уговорить?
— Представьте себе — счастливая случайность. Едва ли это было возможно со старым Малколмом. Но мой управляющий Джеральд Кокрофт ранее учился с сэром Генри в колледже и по старой дружбе сумел уговорить его дать отсрочку. Если бы не это обстоятельство, мы оказались бы в крайне затруднительном положении. Да вот и он, — указал Бентон на входящего молодого человека. — Мистер Кокрофт, это мистер Холмс и доктор Ватсон.
— Мы не будем отнимать у вас времени, мистер Бентон; если вы не возражаете, то мы воспользуемся любезностью вашего управляющего, попросим его проводить нас в ваш магазин.
Придя в контору управляющего, мы разместились на стульях, и Холмс обратился к Кокрофту. Спросил, может ли он поднять накладные по отправке пластилина сэру Малколму. Кокрофт молча положил перед нами папку с документами. Просмотрев ее, Холмс, видимо, остался удовлетворенным и спросил управляющего, были ли предъявлены какие-нибудь требования заказчиком.
— Конечно, сэр. Он требовал, чтобы пластилин был свежеизготовленным, и за этим я следил с особой тщательностью, так как неудовольствие заказчика, от которого мы находимся в определенной зависимости, привело бы прежде всего к гневу моего хозяина, мистера Бентона. К тому же по образованию я — химик, а дело свое, смею думать, знаю неплохо.
— К слову, мистер Кокрофт, перед вашим приходом мистер Бентон сказал нам, что он обязан вам тем, что фирма получила отсрочку платежей торговому дома Малколма. Этот предприниматель, как нам известно, не склонен к сантиментам, да и сэр Генри, ведающий сейчас там всеми делами, такого же характера. Как же вам удалось заполучить отсрочку?
Кокрофт задумался и после некоторого молчания ответил:
— Видите ли, мистер Холмс, в этом случае, несмотря на столь жесткое определение характера Малколмов, именно сантименты сыграли решающую роль и вывели нашу фирму из затруднительного положения. С сэром Генри мы когда-то учились в одном колледже. В друзьях не состояли, но шапочно знакомы были. Встречаясь, кланялись, но личного знакомства не поддерживали. Когда стал близиться срок уплаты, сэр Генри предложил мне зайти к нему в контору — поговорить по этому поводу. Встретил он меня очень приветливо — против моего ожидания. Сказал, что понимает наши затруднения и что они значат лично для меня. Я работаю у мистера Бентона уже несколько лет, пользуюсь его расположением не только в деловом, но и в личном плане. Я люблю его дочь, и она отвечает мне взаимностью. По всему видно, что мистер Бентон не собирается препятствовать нашему браку. При создавшейся ситуации мои планы должны были рухнуть, весьма возможно, что и своего места в фирме я лишился бы. Обо всем этом сэр Генри был полностью осведомлен. Он понимал мое отчаянное положение, он был деловым человеком. Я был подавлен и растерян, сэр Генри это видел. И вдруг он совершенно неожиданно для меня сказал: «Знаешь, Джерри, я, пожалуй, возьму грех на свою душу, но и ты должен будешь меня выручить. У нас с тобой общность не только в том, что мы — выпускники одного колледжа, но и в том, что у нас одно заболевание. Я знаю, как ты стремишься вступить в брак с мисс Бентон, но твое положение лучше, так как мне свою избранницу надо еще завоевать. Она не столь серьезна, и у меня есть соперники, которым она может отдать предпочтение. Она — впечатлительная натура, и, если ты мне поможешь, то я надеюсь добиться ее расположения. Это Джулия Чепмен — известная тебе красавица актриса. У нее скоро юбилей — двадцать пять лет. Я, конечно, поднесу ей подарок — вот он. — Он показал мне очень красивый серебряный подсвечник, изображающий Диану возле дерева. В этом дереве было отверстие для свечи. — Я поднесу ей подарок, — сказал он, — а через определенное время сделаю официальное предложение, и в этот момент свеча должна будет сама собой загореться. Как всякая актриса, она суеверна, и такой фокус должен подействовать на нее неотразимо. Она примет его как знамение свыше и не откажет мне. Какова идея?»
Я сказал, что идея великолепна.
«В таком случае, — продолжал он, — я полагаюсь на тебя в техническом исполнении. Я помню твои увлечения в постановке химических фокусов и склонность к точным расчетам. Изготовь мне такую свечу, внутри которой будет запал, готовый вспыхнуть через строго определенное время, скажем через час и сорок минут. А я уж позабочусь, чтобы и твой брак с мисс Бентон не расстроился. Как только принесешь мне такую свечу, я немедленно отсрочу все ваши платежи еще на полгода!»
Я никак не мог предположить, что у прекрасной Джулии место Ромео займет такой рационалист, как сэр Генри. Однако идея его показалась мне интересной, а поскольку за нее он предлагал мне такую оплату, то я согласился, не раздумывая. Более того, я подумал, что не худо бы и мне использовать такой эффект на своей свадебной церемонии. Я изготовил три таких свечи. Одну подарил сэру Генри, и он тут же подписал отсрочку, взяв с меня слово, что я о нашем соглашении буду помалкивать. Две другие свечи я сохранил у себя для своего бракосочетания, которому до того была угроза не состояться.
Мы с Холмсом слушали Кокрофта с большим вниманием, ничем его не прерывая, но при последних его словах Холмс обратился к нему:
— Скажите, а вы не нарушили слово, данное сэру Генри, никому не сказали, что послужило причиной отсрочки платежей?
— Абсолютно никому! Вы первые из тех, кому это стало известно. Мистер Бентон был очень
