сына, хотя держал его под своим контролем, указывая сэру Генри, в каких случаях как поступать. Из дома хозяин отлучался редко, и посетителей у него было мало. Сэр Генри руководит предприятием энергично, работает много, дома не засиживается. Накануне сэр Генри уехал после завтрака, сказав, что вернется поздно, задержится в клубе. Никто из посторонних в этот день в дом не приходил. Поздно вечером сэр Малколм был в своем кабинете один. Совсем неожиданно там раздался грохот. Дворецкий и мисс Мейбл кинулись туда, но дверь была заперта изнутри, и они сообщили полиции.
Красивая девушка лет девятнадцати, одетая в темное, появилась в комнате. Дворецкий поклонился ей, она грустно кивнула ему и обратилась к нам.
— Вы, я полагаю, находитесь здесь ввиду постигшего нас несчастья?
Холмс наклонил голову, представился сам и представил меня, после чего попросил девушку уделить нам несколько минут своего времени. Мы прошли в ее комнату и сели в предложенные кресла.
— Я, — сказала девушка, — Мейбл Сомерсет, человек здесь новый и, скорее всего, случайный. Мы с моей матерью жили в Манчестере, где она работала в одной из контор. Жили скромно, на ее заработок. Я училась, а потом стала кое-чем помогать матери по работе. Довольно хорошо освоила конторское дело; так же как мать, надеялась получить место в какой-нибудь конторе. Мать овдовела рано, и я совсем почти не помню отца. Недавно я осиротела совсем. Мать простудилась и заболела воспалением легких. Доктор и я прилагали все усилия, но их не оказалось достаточно. Мать чувствовала, что дни ее сочтены, и перед смертью сказала мне, чтобы я поехала в Лондон к сэру Малколму, говоря, что имеет надежду на то, что он позаботится обо мне, пристроит к какому-нибудь делу. Она сказала, что мой отец и сэр Малколм в юношестве были большими друзьями и она может надеяться, что сэр Малколм не забыл этого и постарается чем-нибудь помочь дочери своего друга. Мать дала мне запечатанное письмо к сэру Малколму, с которым я и поехала к нему.
— Вот это письмо? — спросил Холмс, показывая краткое письмо.
Девушка внимательно всмотрелась в записку и грустно сказала:
— Видимо, это. Я его не читала, не распечатывала конверт, но это, без сомнения, рука моей матери.
— Скажите, мисс Сомерсет, как часто поступала корреспонденция от сэра Малколма и что он писал вашей матери?
— Она совсем не поступала, я даже не знала о существовании сэра Малколма, и мать моя никогда о нем не упоминала. Если бы не последняя воля моей матери, я никогда бы не решилась обратиться к сэру Малколму, совершенно не знакома с ним, я его никогда раньше не знала.
— Это очень интересно, мисс Сомерсет, продолжайте, пожалуйста.
— Я думаю, мистер Холмс, вы представляете себе мое состояние, когда я прибыла сюда, в совершенно незнакомое место, к джентльмену, о котором ничего не знала.
— Однако принята я была очень радушно. Во всяком случае, считаю, что лучше того, чем я заслуживаю. Он расспросил меня о нашей с матерью жизни, поинтересовался, что я знаю и умею. Видимо, остался доволен моими познаниями в ведении конторских дел, так как сказал, что беспокоиться мне нечего, для меня найдется место в его торговом доме, он об этом позаботится. Однако он предупредил, что с этим торопиться не следует, я должна некоторое время пожить как член его семьи, привыкнуть к новой обстановке, забыться от всего, что мне пришлось пережить. Сэр Малколм был внимателен ко мне, как к своей дочери, что меня, естественно, смущало. Но он был очень выдержан и ровен в обращении. Слово его в доме было законом, и я старалась выполнить любое его указание. Он распорядился, чтобы мне отвели эту комнату, и предложил прежде всего поехать с горничной по магазинам, обновить свой гардероб, а потом вообще ознакомиться с городом, которого я ранее никогда не видала.
— Простите, мисс, а с сэром Генри как у вас сложились отношения?
— Мы не часто с ним видимся. У него своя жизнь, он погружен в дела торгового дома «Малколм и сын». Уезжает обычно в контору рано, задерживается там до позднего времени. По отношению ко мне он очень корректен и предупредителен, но не более того. Иначе говоря, ведет себя как джентльмен.
— То есть он не выказывал никаких намерений поухаживать за вами?
— Нет, нет. Может быть, у него в Лондоне есть какая-то сильная привязанность, а может быть, он слишком поглощен делами. Во всяком случае, я повторяю, сэр Генри по отношению ко мне держался все время как настоящий джентльмен. Он не проявлял ко мне какого-либо интереса, но при встречах всегда был внимателен и вежлив.
Холмс окинул комнату внимательным взглядом и стал всматриваться в гипсовые бюсты, выставленные на полочках, стараясь, видимо, уяснить себе, почему они сосредоточены в комнате девушки. Она заметила, что он проявил к ним интерес, и, не дожидаясь вопроса, объяснила:
— У пожилых людей, мистер Холмс, остаются воспоминания о прошлом, о былых привязанностях. У многих хранятся семейные альбомы, некоторые же пишут воспоминания. Сэру Малколму, поглощенному делом, некогда было этим заниматься. Но в последнее время он надумал сделать галерею близких ему людей в виде скульптур. Они помещались в этой комнате до моего сюда прибытия и остались здесь, когда я тут поселилась.
Мы увидели прежде всего скульптурный бюст самого сэра Малколма, затем красивого молодого человека (по-видимому, сэра Генри), потом молодой элегантной женщины и отдельно — энергичного вида мужчины средних лет.
Мисс Мейбл полагала, что женщина эта — покойная жена сэра Малколма. Были и другие бюсты, но кого они изображали, мисс Мейбл не было известно. Она сказала, что был бюст и ее матери, но он разлетелся при катастрофе в комнате сэра Малколма.
Холмс спросил, всматриваясь в бюсты:
— А как, скажите, мисс Мейбл, изготовлялись эти бюсты? Ведь людей, могущих служить оригиналом, давно уже нет.
— Почти все бюсты изготовлены по старым фотографиям, мистер Холмс. Исключение составляют лишь бюсты сэра Генри и мой, которые лепились с натуры.
— А где же ваш бюст?
— Его нет, он погиб в комнате сэра Малколма, да и не был завершен. Исполнитель всех бюстов один — скульптор Эллиот. Он по фотографии лепил их из пластилина у себя дома, после чего привозил их к сэру Малколму. Тот вносил свои коррективы, и тогда уже Эллиот изготавливал гипсовую отливку.
— Значит, ваш бюст был исполнен только в пластилине, гипсового еще не было?
— Совершенно верно. Вечером в день несчастья сэр Малколм распорядился, чтобы дворецкий принес ему в комнату бюст моей матери и мой пластилиновый «набросок», — видимо, хотел сличить черты матери и дочери. Я похожа на свою мать. Он намеревался через пару дней вызвать к себе скульптора и дать ему указания, что надо подправить. Сейчас это уже не имеет никакого значения, ибо нет ни бюстов, ни самого сэра Малколма, а я сама еще не знаю, согласится ли сэр Генри предоставить мне работу в конторе, как обещал его отец.
— Сэр Генри уже уехал, когда его отец затребовал к себе бюсты?
— Да, сэр. Наверное, за час до этого.
Холмс не стал утомлять девушку и спросил только, не знает ли она адреса скульптора. Получив его, мы покинули комнату мисс Сомерсет. Мы вышли из дома и осмотрели все вокруг, замечая, куда выходят окна из комнат их обитателей. Потом Холмс предложил прогуляться немного по аллеям прилегающего к дому сада. Стояла осень, и садовником опавшие листья были собраны в кучи. Холмс внимательно всматривался во все, уделяя почему-то этим кучам особенное внимание. К одной из них он подошел и стал смотреть на следы около нее. Оглянувшись кругом, Холмс стал прощупывать кучу палкой. Наткнувшись на что-то, он начал разгребать кучу и вытащил из нее аккуратно упакованный пакет. Заметив вдруг разыскивающего нас Лестрейда, он быстро сказал мне:
— Вы в накидке, Ватсон. Спрячьте под ней этот пакет так, чтобы он не был заметен.
Я сделал это молниеносно, хотя удерживать пакет оказалось нелегко, так как весил он примерно три фунта. Лестрейд, подошедший к нам, сказал, улыбаясь:
— Кажется, Холмс, мне удалось установить, кто более других был заинтересован в смерти сэра Малколма. Я рассортировал его бумаги, и по ним видно, что в большой задолженности от него находилась фирма «Бентон», торгующая москательными товарами. Ее долговая расписка и заемные письма обязывают
