калибра. Холмс отделил листочки пинцетом.
— Таким образом, ясно, что никакого покушения, ни тем более недобросовестности фирмы- изготовителя не было.
Дарнвей и я смотрели на все с изумлением
— А как себя чувствует леди Лилиан? — спросил Холмс.
Когда Дарнвей заверил его, что она также успокоилась и не выказывает никаких треволнений, Холмс сказал:
— Вы, наверное, опять будете у Локвудов сегодня или завтра. Не испросить ли вам для нас с Ватсоном разрешения также нанести визит завтра к вечеру?
— Я думаю, они будут рады вас видеть.
— Очень хорошо. Тогда попросите леди Лилиан пригласить нас для отдельной беседы и постарайтесь известить нас о ее согласии.
С утра Холмс ушел из дома и пропадал довольно долго. В его отсутствие заходил Дарнвей и сказал, что Локвуды будут ждать нас, а просьбу Холмса он приватно передал Лилиан, заметив, что она в скором времени отправится на континент.
К назначенному времени мы были у Локвудов. Встретили нас так, как будто наше знакомство продолжалось не несколько дней, а целую вечность. После непродолжительной общей беседы леди Лилиан сказала, что хотела бы с мистером Холмсом и доктором Ватсоном кое о чем посоветоваться, и пригласила нас в свою комнату.
Усадив нас поудобнее, она сказала нам:
— Я слушаю вас, джентльмены, говорите, что вас заинтересовало.
Мы прежде всего выразили восхищение ее божественным голосом и пожалели, что она покидает Лондон.
— Благодарю вас, джентльмены, — сказала Лилиан, очаровательно улыбаясь, — мне очень приятна ваша оценка. Однако у вас, я вижу, есть что-то еще. Говорите, пожалуйста, спрашивайте.
Холмс пристально посмотрел на красавицу и неожиданно спросил:
— Скажите, леди Лилиан, сколько стоят глаза статуи?
Я ожидал, что нас тут же выставят вон, но Лилиан весело засмеялась и в свою очередь спросила:
— Стоят они по двести фунтов каждый, а теперь скажите, как вы это узнали?
— Поверите ли вы мне, мисс Лилиан, если я скаку, что более всего послужила этому черная кошка, преследовавшая вас? Когда вы так перепугались ее и были в полуобмороке, не только Ватсон, но и я пощупал ваш пульс. Он отнюдь не свидетельствовал о вашем крайнем возбуждении. Ужасные глаза статуи сразу подсказали мне, что они изготовлены из александрита, редкого камня, меняющего свою окраску в зависимости от освещения: при дневном свете — зеленый, а при искусственном освещении — фиолетово- красный. Я навестил скульптора и спросил, сколько он получил за свою работу? Он ответил, что сэр Тернан оплатил ее щедро — двести фунтов. Тогда я поинтересовался у него, почему он так продешевил, ибо одни глаза его статуи оцениваются вдвое дороже. Он не хотел мне отвечать прямо. Мне пришлось сказать ему, что он может оказаться замешанным в крайне неприятную для него историю, ибо в руках у сэра Тернана разорвалось ружье, причиной чему послужил патрон от того ружья, которое было у него в пещере. Перепугавшись, что ему придется выступать в суде, скульптор открыл мне, сказав, что александрит он получил от вас, и вы не только заплатили за его работу, но и хорошо добавили за молчание. Боясь как- нибудь себя выдать при открытии памятника, он и заторопился выполнять заказ какого-то лорда. Однако это всего лишь часть той фантасмагории, автора которой я пытался установить. Прежде всего, я склеил великолепный графинчик, нечаянно разбитый мной при тушении пламени в комнате сэра Тернана. На донышке его я разобрал марки севрского завода и понял, что эта изящная вещица откуда-то доставлена. В чем ее тонкость? При открытом окне она принимает лучи солнца и фокусирует их в точку. Это — когда графинчик заполнен водой. На большой пожар такая вещица, видимо, не рассчитывалась. Всего лишь прожженная обшивка спинки у стула. Этот акт навеял страх, дворецкий рассказал мне, что недавно он заметил или ему показалось, что засветился циферблат часов в замке. Я обратил внимание на то, что вы, столь испуганная черной кошкой, не очень-то торопились отдалиться от пещеры с дьявольской статуей. Секрет кошки незамысловат. Она стремилась к вам по той причине, что у вас была валерьянка. А нужно это было для того, чтобы отвлечь ее от сарая, в котором много мышей. Пистоны в бумаге для детского пистолета, такие, как были подарены внукам садовника, но смазанные чем-то сладким, были брошены в сено, что в сарае. Избавленные от своего врага — черной кошки, мыши разгрызли пистоны, и от их вспышки возник пожар. Большого ущерба он не нанес, сэр Тернан не особенно бы сожалел о сарае, если бы он и сгорел. Однако пожар был загадочен, ибо никакой поджигатель в сарай не мог проникнуть. А в сочетании с тем, что случилось с нефритовой настойкой, все следующие одно за другим происшествия создавали гнетущую атмосферу. Выдержка у сэра Тернана превосходная, но все происходящее, несомненно, держало его в струне. Он явно увлечен вами. Это заметно не только по нему, но и по его племяннику. Артура не было с нами, когда вы задержались с сэром Тернаном. Подозреваю, что он подслушивал вашу беседу. А завершение речи сэра Тернана на торжестве словами о грядущей королеве и вовсе наводит на размышление. Это, я полагаю, не только мной замечено. Ваша великолепная баллада, столь блестяще исполненная, окончательно утвердила меня в том, что во всей этой фантасмагории ваша рука.
— Вы очень интересно рассказываете, мистер Холмс, — задумчиво произнесла Лилиан, — только не кажется ли вам, что не сюжет баллады произвел такое впечатление, а неизвестно почему вспыхнувший циферблат?
— Без сомнения, это был заключительный удар, который оставил в шоке всех присутствующих. Вы, я вижу, хотите выведать у меня, как я объясняю светящийся циферблат. Я расскажу. Я заинтересовался этим, как только услышал предание от дворецкого. Попросив разрешения ознакомиться с библиотекой, я обошел все помещения замка и обнаружил, что под потолком гостиной сделана большая продольная отдушина. Я осмотрел и часы, о которых говорили. В них не было ничего необычного. Их недавно чистили. Цифры-то оставались черными, когда светился циферблат, они не загорались. По обоймочке, укрепляющей стекло, я увидел, что встроено оно туда недавно. Светилось именно оно. Такое стекло мне известно. Оно в своем составе содержит примеси урана. Его ничем не отличишь от обычного, но после освещения невидимыми ультрафиолетовыми лучами оно некоторое время светится. Падали лучи, совершенно очевидно, из той отдушины, выходящей в галерею. Вы этого сделать не могли, так как находились со всеми. Естественно, что у вас кто-то был помощником, но кто именно, трудно было сказать до тех пор, пока не пропал конюх. Это он примерялся к засвечиванию циферблата, когда мы вдруг оказались в зале. Его вспугнули, и направленный им ультрафиолетовый луч скользнул по рюмке с настойкой, изменив ее окраску, и всех поверг в ужас.
— Я не знала, что настойка обладает таким свойством…
— Должен признаться, что и я не знал, хотя о многих люминесцирующих жидкостях мне известно. Когда мы заподозрили яд в ней, я возил ее в лабораторию и эту способность мог наблюдать воочию.
— Ну, довольно, дорогой Холмс. Я поражена вашей наблюдательностью и эрудицией. Все сказанное вами верно. Только вы привыкли к расследованию преступлений, а на этот раз столкнулись с фарсом. Вы, наверное, не догадываетесь, что проживали в том домике, который когда-то принадлежал нам. Отец мой также был в колониях, а я маленькой девочкой жила с матерью, которая на свою беду была красивой. Сэр Тернан, тогда еще молодой, преследовал ее своими ухаживаниями. Получив отпор, он сумел как-то оттягать этот домик, и нам с матерью пришлось очень тяжело. Я выросла уже на континенте. Стала работать в маленьком театре, пользовалась успехом. Там и предложил мне узы супружества д'Евремонд. Оставшись богатой вдовой (матери моей уже не было), я помнила, по чьей милости пришлось нам потерпеть. Когда я от Маргарет узнала, что ее семья близка с Тернанами, я приняла приглашение Локвудов погостить у них. С Артуром, каюсь, я кокетничала, но никаких видов на него не имела. Когда стало известно о предстоящем приглашении на празднество, я замыслила унести покой у сэра Тернана. Конюх приехал в Лондон по своим хозяйственным делам. Я его встретила и показала ему фотографию: я — девочка — и мама. Старик прослезился, так как любил меня отеческой любовью еще с той поры. Я сказала ему, чтобы он делал то, что я укажу, и помалкивал. А потом я возьму его к себе. Он с частью моих вещей, в том числе и с портативным аппаратом по генерации ультрафиолетовых лучей, уже на континенте. Графинчик и урановое стекло я привезла с собой из Франции. Отправка их на место действия — дело денег и нехитрых уловок. Обо всем,
