встречных колонн. Нигде не было видно ни одного импи, ни единого мятежника. Несколько испуганных зулусских семей при виде приближающихся солдат убежали в лес. Их хижины сожгли, и пулеметная очередь срезала побеги на маисовом поле. Затем люди расположились на привал на холме, откуда просматривался темный Энонский лес.
На следующий день белый фермер обнаружил двух мужчин, которые, судя по их платью и крестам на шее, были христианами. «Вот они, бродяги», — заявил он. Тут же под открытым небом устроили военно- полевой суд. Стол был покрыт британским национальным флагом, флаги свисали и со столбов. Клайв Эльтон был членом суда. На заседании присутствовал лояльный вождь Мвели. Он стоял в толпе перепуганных старейшин, а за ними полукругом расположились сотни его соплеменников; их обнаженные темные тела сверкали на солнце, а глаза смотрели настороженно, словно люди готовы были обороняться. Напротив них разместились солдаты. Тому стало жаль Мвели. Он был невероятно толст, одет в рваный, старый пиджак и брюки для верховой езды, которые явно были ему тесны. Две блестящие серебряные медали — награда правительства — были прикреплены к его пиджаку. Рот у него перекосился на одну сторону, а толстые красные губы дрожали. Глаза его, даже на близком расстоянии, казались светлыми точками в темных складках кожи, и он не сводил их с двух христиан. На заседание суда потребовалось лишь несколько минут. Председательствующий, подполковник, а в частной жизни владелец фермы, бросил лишь один взгляд на остальных членов суда. Они не успели и слова сказать, как он поднялся на ноги. Оба арестованных, заявил он, вне всякого сомнения, причастны к убийству и приговариваются к расстрелу.
Полковник Эльтон выбрал место для казни: вершину холма, величаво возвышавшегося над широкими, прекрасными долинами Энона. Офицер, командовавший расстрелом, в полном парадном сине- золотом мундире с золотым поясом и кисточками и в шлеме, украшенном белым плюмажем, стоял на гребне холма в центре открытого каре. По углам каре расположились пулеметчики. Люди Мвели, мужчины и женщины, сбились в кучу под направленными на них дулами пулеметов.
Том видел, как оба осужденных со связанными за спиной руками поднялись на холм. Лица их ничего не выражали и нисколько не изменились с тех пор, как их поймали. Суд и смертный приговор не произвели на них никакого впечатления — они, по-видимому, уже считали себя мертвыми. Они стояли над своей открытой могилой, и, когда их повернули лицом к солдатам, Том увидел, как один из них поднял лицо к заходящему солнцу. Глаза его закатились. Мвели присел на корточки у ног Эльтона в знак покорности. С высокого столба спустили флаг, забили барабаны, и эхо выстрелов загремело в лесных ущельях.
Женщины громко заплакали, запричитали, а какая-то старуха заковыляла к телам расстрелянных. На полдороге она упала, а когда поднялась, в руках у нее был камень. Она сорвала с себя одежду и камнем била себя по обнаженной груди.
— Дитя мое, дитя мое, боль тела моего, они убили тебя! — кричала она. И снова заковыляла вперед, чтобы обнять мертвого сына.
Мвели было приказано под присмотром кавалерийского взвода белых арестовать всех христиан, а пехотные части ринулись в самый центр местности, населенной черными племенами. Том тщательно следил за своим взводом. Он не позволял стрелять и уводить скот. Если ему приказывали явиться в определенное место, он точно и вовремя выполнял предписание. Он не разрешал своим солдатам разрушать краали и уничтожать посевы, хотя и знал, что этот запрет ничего не изменит. Колонны двигались все дальше и дальше на юг, все дальше от его дома, и вокруг все больше свирепствовали грабежи и террор. Фермеры, покидая свои укрепления, требовали энергичного усмирения племен. Капитан Эльтон раздраженно спросил Тома:
— Почему вы не можете сами прокормиться?
— Мы не занимаемся грабежом.
— Кто говорит о грабеже?
— Я, сэр. Это запрещено уставом милиции.
Некоторые из его солдат начали было ворчать, и Том слышал, как они жаловались, что другие отряды уводят сотни голов скота. Тогда он собрал всех своих солдат.
— Кто-нибудь из вас может назвать хоть одного солдата, который взял что-нибудь? Нет? Правильно, это не наше дело.
Но командиры правительственных войск требовали от вождей, чтобы те в знак своей покорности белым платили им штрафы. Из краалей, где, как утверждали, зулусы жгут костры и занимаются колдовством, уводили тысячи голов скота. Во время встречи с вождем одного племени, которое жило далеко от побережья, Том видел, как полковник Эльтон неожиданно шагнул вперед и сорвал с головы вождя леопардовую шкуру. Лоб зулуса был испещрен маленькими свежими шрамами.
— Ага! Тебя заговорили для войны! — заревел полковник Эльтон.
— Инкоси, меня заговорили ради одного из моих детей, который был заколдован.
— Лжешь! Я вижу тебя насквозь.
На это племя был наложен штраф в тысячу голов скота. Но солдаты прогнали пастухов и привели тысячу пятьсот. Возле поселка Думизы авторитет Тома подвергся испытанию. В краале одного дряхлого сгорбленного старика он застал солдата, только что зарезавшего овцу, и предложил ему на выбор полевой суд или суд товарищей по части. Солдат предпочел суд товарищей и в тот же вечер получил наказание — четыре удара шомполом. Том, слушая, как шел разбор дела у бивачного огня, сказал себе: «Больше они этого не потерпят».
Полевой суд, составленный из старших офицеров, следовал по пятам за боевыми частями. Вождь Мвели привел на суд двадцать четыре лесоруба — христиан из Энона. Двенадцать из них были приговорены к смертной казни, остальные к плетям, тюремному заключению и конфискации скота. В одного из них, главаря Мьонго, раньше стреляли, он был тяжело ранен и лежал без движения в тюремной камере. С каждым днем все больше и больше людей представали перед судом. До солдат на марше доходили слухи, что правительство в Лондоне несколько смущено чрезмерным усердием Эльтона, Мак- Кензи, Лючарса и других командиров. Казни прекратились. Затем был получен приказ о том, что полковник Эльтон лишается права назначать военно-полевой суд. Правительство в Лондоне, помня о том, что через два месяца предстоят всеобщие выборы, пожелало приостановить кровопролитие и возложило на губернатора ответственность за это перед королем. Полковник Эльтон устроил смотр своим подразделениям, придав этому событию как можно больше важности. Том стоял на фланге открытого каре — все его солдаты были в чистых мундирах, побриты, а их ремни и краги были начищены до блеска. Ни на ком не было шарфов, мундиры у всех были застегнуты на все пуговицы, и ни у кого на шлеме не торчало перьев, не то что у некоторых щеголей. Лица их осунулись и были опалены солнцем, ибо неделями им не удавалось слезть с седла. Полковник Эльтон обходил ряды несколько неуклюжей походкой кавалериста, не привыкшего шагать по земле. Конистонский взвод оказался последним на его пути. По выражению его маленьких ледяных глаз Том видел, что мысли его далеко и что он едва ли видит стоящих перед ним солдат. Но вдруг выражение его лица чуть смягчилось.
— Хороший вид у ваших солдат, лейтенант Эрскин. Поздравляю вас, — сказал он.
Стоя на левом фланге взвода, Том отдал честь и оглядел первый ряд, где он знал каждое лицо. Солдаты с гордостью ответили на его взгляд, и он вдруг понял, что одно слово «старика» для них значит больше, чем его, Тома, многонедельные наставления.
Полковник Эльтон произнес свою речь низким, хриплым голосом. Он притворялся скромным служакой, преданным и верным правительству и монарху. Власть приняла мудрое решение несколько ограничить действия солдат. Но их долг ясен и будет выполнен невзирая ни на что: они призваны охранять жизнь, дом и честь своих жен и детей и обеспечить будущее развитие цивилизации.
— Казни жестоких и кровожадных мятежников, врагов нашего народа, приостановлены. Будем верить, что это тоже мудрое решение и что справедливость при всех условиях восторжествует.
Он отдал честь и приказал распустить солдат.
Затем были созваны эскадронные сборы, и толпы людей в хаки расходились по своим эскадронам. Допоздна продолжались речи; солдаты шумели, требуя «свободы действий для полковника Эльтона». Том все эти часы волнений провел вместе со своим взводом. Ему пришло в голову, вот, наверное, «железнобокие» Кромвеля точно так же обсуждали какой-нибудь великий и важный вопрос, касавшийся судеб государства и веры. Эти фермеры, адвокаты и торговцы в солдатских мундирах, что требовали в ту
