- Объяснись!
Землянка до боли стиснула пальцы и подалась вперёд, впитывая каждое слово.
- Я считаю, что это Лайфгарм выбросил Диму в Камию, чтобы он не попал в руки мага, который сейчас контролирует Станиславу.
- А Тёма, Валя и остальные?
- Лишний повод, чтобы Смерть не возвращался. Друзья рядом и в Лайфгарме ему делать нечего.
- Он король!
- Опасный для своих подданных, как никогда. - Витус поставил кочергу на место и выпрямился: - Пойми, Роза, мы вступили в игру, на кону которой - существование мира.
- Ты что-то знаешь! Знаешь и молчишь!
- Я не хочу, чтобы ты вмешивалась. Поверь, эта ноша тебе не по силам.
Резко поднявшись, Розалия шагнула к мужу и подбоченилась:
- Чтобы меня остановить, тебе придётся привести аргументы повесомее! У тебя нет видений, а, значит, будущее туманно. Мы должны этим воспользоваться, Витус! Возможно, нам впервые представился шанс что-то изменить, и я не откажусь от него. Не позволю Станиславе и тому уроду, что прячется за её спиной, разрушить Лайфгарм! Слишком много сил я отдала, чтобы люди и маги чувствовали уверенность в завтрашнем дне. Я не брошу их, Витус!
- Да, дорогая, - пробормотал гном и отвёл глаза: когда землянка источала воинственность и решимость, спорить с ней было бесполезно.
Покладистость мужа немного остудила пыл наместницы. Она глубоко вздохнула и заговорила более спокойно:
- Я не хочу ссориться, любимый, поэтому не заставляй меня просто сидеть и смотреть. Я не маг- наблюдатель. Я привыкла строить жизнь своими руками.
- Прости…
- Не уводи разговор в сторону! Что было - быльём поросло. Лучше помоги Кевину, а я… Я всё-таки встречусь с Корнеем и Михаилом. - Розалия с нежностью коснулась ладонью щеки мужа и запечатлела на его губах долгий поцелуй. - Ты подстрахуешь меня?
- Само собой, - проклиная свою уступчивость, выдохнул гном и сжал жену в объятьях…
Тихий писк, осторожное шуршание, снова писк. 'Почему так темно?' - заторможено подумал Кевин и запоздало сообразил, что у него закрыты глаза. Поднять распухшие, омертвелые веки было почти непосильной задачей. Но глаза всё же распахнулись, и юноша увидел мышь. Упитанную, с лоснящейся серой шкуркой и забавными короткими усиками. Мышь сидела у лица камийца, водила чёрным носиком и попискивала, то ли смеясь, то ли сочувствуя пленнику. 'Всё-таки смеётся, - решил Кевин и закрыл глаза. - Я бы тоже смеялся, если б мог. Интересно, почему я не чувствую боли?' Юноша напрягся и, по привычке воззвав к великому Олефиру, попытался шевельнуть рукой. Лучше бы он этого не делал! В ушах прозвучал тревожный звон, обезболивающее заклинание лопнуло, как мыльный пузырь, и чудовищная, сумасшедшая боль взорвала тело.
- А-а-а!!! - заорал камиец, желая, чтобы истошный крик, выдрал из его тела душу и подарил желанный покой.
Но умереть пленнику не позволили. Боль неожиданно отступила и затаилась, давая передышку. Кевин судорожно вздохнул и заплакал: на смену боли пришли кошмарные воспоминания - бесконечная череда пыток и торжествующая улыбка королевы.
- Очнулся?
Ненавистный голос заставил юношу напрячься и задрожать, как в ознобе: 'Не надо, пожалуйста, я больше не выдержу'. Рядом прозвучали и затихли мягкие шаги. Камиец порадовался, что не чувствует тела, он боялся повернуть голову и прочесть удовлетворение на лице мучительницы. Он хотел бы вообще никогда не видеть её лица.
- Кевин, мальчик мой, - приторно-ласково позвала Станислава. - Ты слышишь меня?
С каким бы удовольствием Кевин оставил вопрос без ответа. Но молчать нельзя. За долгие часы пыток он прекрасно усвоил, что бывает, когда королева недовольна. Юноша разомкнул сухие, ломкие губы и с запинкой выдавил:
- Д-да-а.
Ответ прозвучал рвано и жалко, но камийцу было наплевать: грёзы о свободе умерли под зазубренным лезвием ножа, оставив в сердце горечь утраты и могильную пустоту.
- Вставай! - приказала Хранительница, и юноша зашёлся в приступе немого истеричного смеха.
Большего идиотизма ему слышать не приходилось: 'Как можно встать, если не чувствуешь ног? Если совсем не чувствуешь тела? Она издевается!'
- Прекрати истерику и вставай!
Повторный приказ прозвучал зловеще, и смеяться расхотелось: 'Ну, почему я не умер? Почему она не убила меня? Зачем всё это?' Тонкая струйка животворной магии потекла в тело, но почти сразу иссякла, и, мысленно проклиная мучительницу, Кевин завозился на столе. После нескольких неудачных попыток, ему удалось перевернуться на живот и опереться на руки. Однако стоило опустить ноги на пол, камера закружилась и завертелась. Юноша словно оказался внутри волчка и, потеряв равновесие, полетел на пол. Удар едва не выбил из пленника дух, но каким-то чудом он удержал сознание, не позволив себе отключиться. Кожа на щеках, груди и коленях горела огнём, из носа текла кровь, противный металлический привкус вызывал тошноту, волны желчи обжигали горло. 'Ну вот, теперь она совсем озвереет', - отстранённо подумал камиец и по-детски зашмыгал носом - кровавая лужица у его лица покрылась рябью и запузырилась.
Поняв, что мальчишка не в состоянии выполнить приказ, Хранительница смачно выругалась, подобрала подол шёлкового нежно-зелёного платья и склонилась над изувеченным пленником. От прикосновения тёплой ладони по телу вновь разлилась живительная магия, и Кевин едва не зарыдал. 'Ещё! Ещё!' - хотел закричать он, но, как и в предыдущий раз, магия исчезла, не принеся особого облегчения. Юноша по- прежнему чувствовал себя разбитым и обессиленным.
- Но встать ты уже можешь, - уверено заявила Хранительница.
Кевин тяжело поднялся и опёрся руками на стол. Голова кружилась, во рту было сухо, как в Харшидской пустыне, но комната больше не раскачивалась, да и ноги дрожали совсем чуть-чуть. Стася молчала, позволяя пленнику перевести дух: она приготовила для него множество 'приятных' сюрпризов, и он должен был пережить их все. 'Я раскрою секреты заплечных дел мастеров, и когда ты попадёшь в мои руки, Дима… Я буду купаться в твоей боли!'
'Тебе ещё многому предстоит научиться, - насмешливо отозвался голос. - Твой братец не чета этому выродку, он знает, что такое боль. Придётся очень постараться, чтобы его удивить!'
'Значит, постараюсь'.
Кевин покосился на замершую королеву. Безразличный взгляд изумрудных глаз скользил по его лицу, пунцовые правильные губы чуть кривились, тонкие, ухоженные пальцы мягко поглаживали шёлковую ткань платья. 'Как есть сумасшедшая', - съёжившись, подумал юноша, опустил голову, и крик отчаяния сорвался с потрескавшихся, обескровленных губ: на нём почти не было одежды, разве что несколько засохших от крови лоскутов, а тело походило на сплошной тёмно-бурый синяк, испещрённый длинными вздувшимися полосами.
Крик вывел Хранительницу из задумчивости. С лукавой усмешкой она взглянула на перекошенное от ужаса лицо пленника и проворковала:
- Замечательно выглядишь, мальчик. А твой братец будет выглядеть ещё лучше! Идём! - Стася развернулась, шагнула к двери, но остановилась. - Нет, пожалуй, так будет слишком.
Повернувшись к Кевину, она поморщилась и сделала нетерпеливый жест рукой, будто отряхивая пальцы. Кожу лизнул ветерок, и на плечи легла грубая плотная ткань. 'Ну, хоть не голый', - оглядев холщовую рубаху до колен, подумал Кевин и вздрогнул, услышав весёлый смешок Хранительницы.
- Прелесть какая! Ты похож на раскаявшегося грешника, Кеви.
Камиец шутки не понял, а спрашивать желания не было, и как только королева растворила дверь и вышла в мрачный коридор, покорно побрёл за ней. Юношу не интересовало, куда и зачем они идут. 'Чтобы Хранительница не затеяла, ничего хорошего меня не ждёт. Только боль… До самой смерти. Поскорей бы!'
