оставил, а? Сразу надо было действовать, сразу! Жених...
Петруша вновь попытался ответить действием, но Александр, несмотря на невеликий свой рост и хрупкость, тут же эти попытки пресек.
- Ну, ну! – Вельяминов был вполне спокоен. – Не будем ссориться, не хватало нам... Тихо. Нашел время!
- Не ты ли говорил, что я сошел с ума? – Петруша тяжело дышал.
- Мало ли, что я говорил тогда от досады за Наталью... Нынче не прав я, скажешь? Ну да ладно.
Солнце шло багровым шаром к горизонту. К вечеру растаяла весь день изнурявшая путников жара, деревья стряхнули с себя гнет тяжкого зноя. Пыль улеглась. В установившейся прохладе чувствовалось что-то, говорящее о скорой осени, о приходе дождей и холодов. Но пышная красота Любимовки была нетронута предосенними переменами. Петр же, ощущая умиротворение природы, почти возненавидел эту красоту...
«А ведь Сашка прав, - думал он, - дрянь я, не мужчина, не офицер! И впрямь бросил ее... Так я же думал, что увезли Машеньку! Поверил...»
Возвратился отлучавшийся Вельяминов:
- Все! Повозку я достал и лошадей крепких. Готов, жених? Ну, с Богом!
...Бабкина избушка-развалюшка в темноте наступившей ночи и вовсе потеряла форму, походя теперь очертаниями то ли на поленницу дров, то ли вообще – на огромный сноп. У Петра екнуло в груди, он бросился к избушке бегом, рванул на себя дверь. Жалобно скрипнул-пискнул изнутри жалкий засов, слетев в одно мгновение. Громкий женский возглас и взволнованное кряхтение старухи... Маша, сидевшая у бабкиной кровати, резко обернулась и вскрикнула вновь, поднялась с места, сделала шаг к Петруше и... упала без сознания к его ногам.
- Вот еще дела... – озабоченно прошептал входящий вслед за другом Вельяминов.
- Теперь я тебя не оставлю, голубка, - бормотал совсем потерявшийся Петруша, поднимая девушку на руки.
- Да увези ты ее отсюда, Христа ради, поскорее! – раздался сердитый, хриплый голос Авдотьи. – Откель взялся-то? Заявился, вишь, свет ясный... Ох, не годы б мои да хвори... так и придушила б тебя, барчонок, - зачем девке голову вскружил, а потом сгинул?!
- Тише, бабушка, - произнес Александр. – Мы за Машей.
Бабка рукой махнула.
- Ей судьба одна – в полюбовницах барских ходить. Так пущай уж лучше с энтим, с молоденьким...
Петруши с Машей уже не было. Александр хотел уже последовать за ними, но остановился, устремив на бабку задумчивый взгляд. Свет горящей лучины падал на его лицо, и бабка поняла, сказала:
- Машке передай, пущай о мне не печалуется, Антипка за мной походит, да получше ее... Она вон хилая да хворая... Эх, эх...
Александр вышел из избы.
Ночь, тишина, в тишине – клокотание лягушек... Быстро мчала сквозь тишину и ночь большую повозку пара лошадей. Александр правил парой, Петр осторожно гладил лежащую у него на коленях голову Маши. Девушка давно уже пришла в себя, но молчала, хотя даже сквозь полумрак Петр чувствовал ее горячий взгляд. Беглая крепостная, казалось, со всем смирилась, всему покорилась заранее и была готова к любому повороту судьбы. Но Петруше чувствовалось (Бог знает - отчего!), что вопреки усталой ее покорности, быть может, против ее же воли, восстает в ней большая сила, затаившаяся в слабом женском теле. Он наклонился и поцеловал любимую в губы. Опять же скорее почувствовал, а не увидел скользнувшую по этим губам улыбку. Маша закрыла глаза, прошептала:
- Приехал-таки...
- Да, - Петруша ощутил, что дыхание перехватывает. – Машенька... что с тобою было?
Девушка тяжело вздохнула, но затем вновь как-то странно улыбнулась. Потом коротко, сбивчиво пересказала все происшедшее.
- ...Приехал батюшкин сын с женой... из Новгорода... назавтра должна была с ними уехать. А чувствовала – не уеду... Пришла вот ночью с бабкой проститься. Думала все, вдруг схватят... дверь открылась... перепугалась я! А тут ты... Соколик... Вот ведь как Господь все устроил!
Петруша и сам дивился чудесному совпадению, приведшему его в развалюшку именно в ту ночь, когда оказалась там и девушка, которую он искал. Но Маша никогда никаким совпадениям не удивлялась, а сейчас и вовсе уверилась, что совершилась нежданная перемена в ее судьбе по горячей молитве отца Сергия, за короткое время привязавшегося к ней, как к дочери.
- Все Господь... – повторила она.
Но Петруша был настроен не столь мирно и благостно. Одно чувство сменялось другим, душа волновалась, кипела, любила и тут же негодовала... Движение его – словно ударил кого-то со всей силы – Маша уловила в темноте.
- А вот этого не надо, - прошептала она, - никому не мсти за меня, Петр Григорьевич. Добра не будет... сам погибнешь...
Девушка уже засыпала. Однако поручику было не до сна. Получше укутав Машу в свой кафтан, он погрузился в невеселые думы.
В Горелово
По полям, по лугам, по проселочным тропкам пробирался к Горелову Ванечка Никифоров, сын купеческий, ныне - вельяминовский секретарь, нанятый в Петербурге Александром за грамотность, смышленость и усердие. Чтобы поскорее успеть с донесением, ехал Ванечка не по большим дорогам, а
