- Отойдите в сторону, сударь, - голос Натальи срывался от волнения.
- Э, нет! Прошу вас объясниться...
- Еще шаг - и я стреляю! – закричала девушка.
- Странно, однако, - Павел Дмитриевич все-таки остановился, хотя ни тени испуга на его помрачневшем лице не увидела Наталья. – Я чем-то не угодил вам?
- Не мне. Уйдите с дороги...
Он усмехнулся.
- Хорошо! – и отступил в сторону. Наталья, косясь на него, все еще держа его под прицелом, принялась, опираясь за стену, пробираться к двери.
- Идите, идите, – провожал ее насмешливый голос. – До первого оврага... с вашей-то ножкой... их здесь очень много, оврагов. Потом, когда сломаете себе все, что возможно, я, услышав ваш вопль, несомненно прибегу к вам на помощь, но смогу ли уже помочь…
Наталья, казалось, не слышала... Прохромав к порогу, распахнула дверь. Лесная чащоба кругом, со всех сторон... Лес вновь уже пугал, словно ждал ее, дабы навсегда поглотить в своих темных таинственных недрах...
Наталья остановилась и опустила голову. И тут же почувствовала, что мягким, но сильным движением у нее вытянули из опустившейся руки пистолет.
- Ну, что с вами, Наталья Алексеевна? – послышался ласковый голос, который, вопреки всей ее подозрениям, невольно успокаивал. – Что это вам, матушка, простите, в голову стукнуло?
В волны мягкого голоса вдруг захотелось нырнуть и успокоить в них сердце...
- Я увидела вас... случайно... – пробормотала Наталья, ничего уже не понимая, чувствуя, что кровь приливает к щекам, - вы умывались... и эти следы на спине...
- Ах, вот оно что! – воскликнул Павел Дмитриевич. – Что ж... А если вы правы, и я действительно... разбойник, беглый...
Она дернулась, но…
- ...но ведь я не спрашиваю вас, как вы оказались в моем «страшном» леске, в мужской одежде, вооруженная... я не спрашиваю, почему вчера во сне, в бреду, вы разговаривали с самим генералом Ушаковым!
Наконец-то все, что ледяной глыбой лежало на сердце, растаяло и выплеснулось неудержимыми рыданиями.
Павел Дмитриевич довел ее, уже совсем обессилившую, до импровизированной кровати, принес воды.
- Ну-ну, - бормотал, - простите меня...
- Эт-то вы... – заикаясь, выдавила Наталья сквозь рыдания, - пр.. простите...
Он меж тем исследовал пистолет.
- Ого! Так он и не заряжен? Смелая вы, однако... Возьмите.
И протянул ей пистолет, от которого Наталья отшатнулась, как от кобры.
- В меня вчера стреляли, - сообщила она.
- В вас?! Ужасно. Если это то, что я предполагаю… Но... мы поговорим, а пока, вот в окно вижу, идет отец Василий. Ну, госпожа амазонка, вытрите ваши прекрасные глаза... Сейчас вы увидите...
А увидела она входящего в избу худого иеромонаха в заплатанной и потертой ряске, не менее потертой, чем подрясник Павла Дмитриевича. Движения священника были мягкие и тихие, держал он себя так, словно готов был раствориться в любую секунду, если почувствует, что доставляет кому-то неудобство. Но хозяину он неудобства явно не доставлял, напротив, Павел с искренней радостью подошел под благословение. Наталья хотела сделать то же, но от слабости не смогла двинуться с места. Опять начинался жар. Батюшка сам приблизился к ней, благословил, а потом поклонился. Разглядывая его, Наталья безошибочно определила, что иеромонах этот из крестьян.
- Моя гостья, - представил Павел Дмитриевич. – Больше ничего, отец Василий, сказать не могу.
Батюшка рассеянно кивнул, он ничему не удивился.
- Благословение тебе, Павлуша, от отца игумена. Вот, огурцов просил передать, вот еще – рыбки, ну и на субботнее разговение, наливочки нашей, монастырской.
Павел сотворил метание.
- Спаси Бог отца игумена и всю братию. Садись, отец Василий, потрапезничаем. Эх, жаль, пост у вас вечный... я вот дичи настрелял.
- Это уж сам, не обессудь.
- А наливочки вашей, монастырской, подарок отца игумена?
- Да нет.
- Ну, чуток.
- Ну, чуток, ладно.
Павел обернулся к Наталье, она сделала отрицательный жест.
- Вы же и вчера ничего не ели.
