появились любящие братья и сёстры. Я обрёл новую семью, где меня любят, я не чувствую себя чужим и счастлив.
— Вам хотелось бы вернуться к родителям, к своей прежней жизни?
— Нет.
Джефф совсем не был похож на прежнего фанатика из Астарота. Естественные реакции, без бесконечных ссылок на Библию, без проклятий — он производил впечатление вполне нормального человека.
— Вас увезли против вашей воли?
— Да, сэр.
— Вы сопротивлялись?
— Сопротивлялся.
— Когда вас втолкнули в машину, вы прекратили сопротивление?
— Нет, я продолжал вырываться.
— До каких пор?
— Пока на меня не надели наручники.
По залу пронёсся ропот. Прокурор выдержал паузу.
Джефф рассказал, как его привезли в коттедж, как заперли в душной, с заколоченными наглухо окнами комнате и как Джон Морс, находящийся в этом зале, оскорблял и избивал его, не давая ни есть, ни спать, как пытал его, заставляя отречься от веры.
— Как долго вы сопротивлялись?
— Сорок четыре часа. Почти двое суток.
— И в течение всего этого времени вам не давали спать не кормили?
— Да, ваша честь.
— Вы ослабли от голода и недостатка сна?
— Да, ваша честь.
— И потому прекратили сопротивление и уступили?
— Нет, сэр. Я только притворился, что уступаю.
— Значит, вы сохранили верность Душам Господним?
— Да, сэр.
Джефф рассказал, как решил обмануть своих тюремщиков и убежать при первом же удобном случае. Но это было не просто. Его перевезли в Палм-Дезерт, к нему приставили Синди Хайленд, которая не оставляла его ни на минуту. Наконец ему удалось позвонить в Астарот и сказать, где он находится. И братья приехали на помощь.
— Джефф, вы счастливы в братстве Душ Господних?
— Да, сэр, очень.
— Как вы относитесь к своим родителям после того, что случилось?
На глаза Джеффу навернулись слёзы. Он достал платок и вытер их, голос его срывался.
— То, что они сделали, ужасно. Они причинили мне много зла. Но я всё равно люблю их.
Джон Морс слушал Джеффа и с каждой минутой, по заметным только ему деталям, убеждался, что тот совершенно искренен. Да, Бафорд Ходжес, хоть я и ненавижу тебя, но вынужден снять шляпу. Блестящая работа.
Когда Джефф закончил, председатель взглянул на часы. Пять минут пятого. Прокурор прекрасно рассчитал время. Дотянуть до конца заседания — мудрый тактичный ход. Теперь у защиты не осталось времени для вопросов. В результате присяжные вернутся в гостиницу под впечатлением только что услышанного, а за ночь показания свидетеля отложатся в их памяти очень прочно.
— Время вечернего заседания истекло, — судья Бреннер опустил на стол молоток. — Объявляется перерыв до девяти часов утра завтрашнего дня.
Глава 24
Блейк задержался в зале заседания, чтобы ещё раз поговорить с Морсом. Он понимал, что именно вокруг него развернётся наиболее острая борьба — ведь Морс не был ни родственником, ни другом, на даже просто знакомым пострадавшего.
— Меня смущает один момент, Джон, — начал он, отводя Морса в сторону. — Души Господни с таким почтением относятся к Библии. Каждое слово в ней чтут как слово божие. И тем не менее этот мальчик присягает на Библии и тут же начинает беззастенчиво лгать.
— А он не лжёт, он искренне верит в то, на что запрограммирован: в Библии нет ни слова лжи, и этика Священного Писания — единственно верная этика.
— Он что, считает, что всё было так, как он говорит?
— Может быть, и не считает. Но это допускается принципом антиномии.
— Постойте, если я не ошибаюсь, антиномия — это что-то из области логики, какое-то противоречие.
— Приблизительно так. Это слово греческого происхождения. «Анти» означает «против», а «номос» — «закон». Философия антиномии отрицает все обычные моральные обязательства и ценности, такие как верность, честность, правда и так далее. Эта философия зародилась в некоторых раннехристианских сектах. Их члены верили, что им, как единственно истинным христианам, дозволено лгать, красть, совершать любые преступления во имя Господа. Если эта ложь или это преступление необходимы, чтобы нести Его слово, Господь простит их. И в Его глазах они не будут ни лжецами, ни преступниками. Более того, им было дозволено прибегать к любому оружию — вплоть до убийства — в борьбе с миром неверующих, который погряз в грехе и никогда не очистится от скверны. Но если ты действуешь во имя бога, то ты чист и попадаешь в рай.
— Чёрт побери, — Блейк не мог сдержать чувств. — Вот уж действительно, век живи, век учись. — Он задумался. — Но это значит, мальчишка знает, что лжёт. Просто замечательно. Вот увидите, что я с ним сделаю завтра. Он собьётся в первые же десять минут.
— На вашем месте, Мэтт, я бы на это не рассчитывал.
— Почему?
— Вам не удастся его сбить. Он свято верит в свою правоту — он на это запрограммирован. Самим Ходжесом, который работал с ним целых три месяца. Может быть, вам лучше вообще воздержаться от допроса.
— Вы шутите?
— Нет, я не шучу. Он будет придерживаться своей версии, не отступая от неё ни на шаг и не сбиваясь. А вот вы можете оказаться в неловком положении.
Блейк улыбнулся.
— Послушайте, Джон. Я имел дело с такими лжецами, от которых у самого мощного детектора лжи началась бы истерика. Это были гении в своём роде. И ни один их них не смог выстоять против меня. Я повторяю ещё раз, что завтра он запутается в своей лжи и собьётся на первых же десяти минутах.
— Ну, что же, — Морс пожал плечами, — будем надеяться, что вы правы.
На следующее утро защите было предоставлено право на допрос свидетеля. Джефф занял своё место за барьером в центре зала и посмотрел на сторону Блейка.
Но адвокат не торопился вставать из-за стола. Он тянул время, перебирая какие-то бумаги. Любой свидетель, которому предстоит допрос, нервничает и беспокоится. Ожидание усиливает беспокойство, заставляет нервничать ещё больше, и свидетель становится более уязвимым. Мэтт Блейк знал по опыту, что в суде, как, впрочем, и во многих других случаях, от таких незначительных деталей зависит очень многое.
Наконец он подошёл к свидетелю и посмотрел ему в глаза.
— Вас зовут Джеффи Эндрю Рид?
— Это имя я получил при рождении.
