Он утверждал, что все мы, обитатели мегаполиса — больные люди, калечимые скверной экологией, с одной стороны, и ненужным комфортом — с другой; что слишком большая скученность сводит человека с ума и чревата частыми ангинами; что живём мы неправильно, дисгармонично, бездуховно и, в общем, пока мы остаёмся в Москве — счастья нам не видать. И, раз уж мы не можем прожить без этого бича 21 века — Интернета — то надо хотя бы тело своё переместить в более естественные, природные условия. А там, глядишь, и на виртуальную жизнь времени не останется — спросите хотя бы у Лены, почему она появляется в «Златоперье» только ранним утром и поздним вечером.
Самое неприятное, что в чём-то он был прав. Я и сам время от времени приходил к этой мысли, потея в душном метро. Но одно дело размышлять, а другое — действовать. Что он, собственно, предлагает?..
Оказалось, что у Порочестера, как всегда, уже был готовый рецепт.
Что навело его на эту удивительную идею? Может быть, случайная вылазка в глухой бурьян, оказавшийся не просто частью окружающей природы, а заброшенным участком, на который сосед Нечаевых уже много лет тщетно искал покупателя?.. Может быть, та романтическая ночь, когда мы с ним, опоздав на автобус, впервые остались ночевать в Ногинске, и он, выйдя ночью покурить на крыльцо, увидел звёзды?.. А может быть, всё дело было в том, что мы чем дальше, тем меньше понимали — с кем же из нас двоих у Елены роман?.. А разбираться в этом на полном серьёзе, соперничая, меряясь достоинствами и мучая друг друга ревнивыми придирками, было недосуг всем троим. Мы для этого были слишком взрослые, ленивые и усталые. И слишком ценили дружбу.
— Короче, — резюмировал он, — выход у нас один. Коммуна.
Я не мог поверить, что он это говорит всерьёз. Главное, на словах у него всё так гладко получалось! — Ну, а по-первости жить будем в домике у Лены, — авторитетно заявил он, встряхнув седыми патлами. — У неё места мнооого, да и ей, бедняжке, будет веселее. А то и вправду — совсем она там закисла, в своём углу…
Я чуть не расхохотался — это ж надо! Как он за Лену успел всё решить! Я злорадно потирал руки, предвкушая, как надаёт ему по мозгам бедняжка, когда он вывалит ей свои прожекты. Леночка — человек самодостаточный, и вряд ли ей понравится, что кто-то слишком вольно распоряжается её жизнью и имуществом.
Но каково же было моё изумление, когда день-два спустя они принялись обрабатывать меня уже стерео, с двух сторон — и Лена, эта гордая, самодостаточная Лена от счастья ходила под себя чуть ли не более крутым кипятком, чем сам автор умопомрачительного проекта, со скромной улыбкой покачивающийся в любимом кресле!..
Теперь-то я знаю, почему Лена так легко приняла эту идею. Из-за меня. Именно я был для неё необходимой частью всего плана, его смыслом. Но тогда я ещё не понимал этого — и злился на своих друзей, которые от нечего делать тащат меня, нормального человека, в какую-то сомнительную авантюру. «И Лена туда же, — с досадой думал я. — Куда только делся её здравый смысл. Этот-то креативщик ещё и не то выдумает».
Но, как это обычно бывает, яд жажды перемен и приключений уже потихоньку начал проникать в мои поры. И я сам не заметил, как то, что первоначально выглядело бредом, утопией, несбыточной мечтой, стало казаться вполне естественным — а потом и единственно возможным…
Землю оформили в собственность на нас с Порочестером в равных долях — на бумаге мы так и встали друг рядом с дружкой: Майоров Вячеслав Ильич и Границкий Андрей Викторович. Это я. Помнится, когда заполняли документы, Порочестер пришёл в бурное восхищение:
— Надо же, какое у Вас красивое имя, дружище! И зачем Вам приспичило такой дурацкий никнейм брать?..
— Чтобы фанатки на сувениры не растащили, — отшутился я, но, признаться, так и не смог заставить себя называть Порочестера как-то по-другому. Зато Лена от всей этой неожиданно рухнувшей на неё натуральности была в полном восторге — и с тех пор чуть ли ни каждый день придумывала для наших ФИО новые уменьшительно-ласкательные модификации.
Что меня почти не раздражало.
Кстати, о никнеймах. Забыл сказать, что квасная патриотка аcidophileen (она же Елена Нечаева) и агрессивный сионист Мистер Порочестер так никогда и не помирились в виртуальной реальности. Зачем? Так, как есть, им было гораздо интереснее. У каждого из них сколотилась своя маленькая партия, для которой имя лидера было знаменем борьбы за правое дело, — и иногда, по вечерам, когда весь чай был уже выпит, а спать ещё не хотелось, мои друзья, усевшись рядышком, сталкивали их стенка на стенку — так, ради хохмы. Стоило видеть, как весело они повизгивали, как горели их глаза, когда они, лихорадочно стуча клавишами и толкая друг друга в бок, выдумывали для Златоперья всё новые и новые провокации!.. Я в этих играх не участвовал, но и не препятствовал им — понаблюдать за происходящим на форуме иногда было забавно. Особенно в те минуты, когда меня начинала одолевать тоска. А она тогда одолевала меня чуть ли не каждый день.
Но всё по порядку.
«Пробную неделю», как назвали её мои азартные друзья, запустили в начале февраля — нарочно в самый морозище, чтобы, по выражению Порочестера, «всё было как по-настоящему». Правда, он немножечко слукавил — взял под это дело отпуск. Елена пошла у него на поводу и тоже расчистила себе «неделю икс», что было нетрудно — об эту пору у неё клиенты и так бывали редко. На дороге гололедица, солнце бьёт в глаза… — кто в такую даль попрётся даже ради массажа?.. Пешком разве…
В первые два-три дня всё было замечательно: здоровый отдых на природе, бодрящий режим, шашлычки, дивные заснеженные пейзажи, вечерами — уютные посиделки за круглым столом… На четвёртый день мы с Порочестером начали уставать от постоянной беготни с коромыслами и махания лопатой для очистки снега. Говорить стало не о чем — как ни странно, общие темы иссякли очень быстро, а новых взять было неоткуда. Болели руки и ноги. Порочестер ныл, что в местном сельпо не продают его любимый «Капитан Блэк». Хотелось домой. Бедняжке Елене, конечно, передавалось наше настроение. Мы стали тосковать и косо посматривать друг на друга, но никто не осмеливался заикнуться о прекращении эксперимента. В конце концов я, втайне от друзей, завёл себе календарик, где отмечал крестиком каждый пережитый день — всё какая-никакая отдушина.
Я был уверен, что и друзья чувствуют то же самое — и по прошествии срока разбегутся в разные стороны, как обрывки лопнувшей резинки. Что, собственно, они и сделали уже сейчас. Где-то на пятый день напряжение стало невыносимым — и оба, дружно нарушив негласный уговор, по уши влезли в Интернет — каждый со своей аппаратуры. После чего в нашем коллективе наступила относительная гармония. У меня ни ноутбука, ни КПК с собой не было, зато был красная Порочестерова «дэушка», на которой я часами разъезжал по Ногинску, запасаясь водой и продуктами, — только чтоб эту парочку не видеть.
