целая жизнь – вернее, могла бы быть впереди, если бы он почаще промахивался. Однако сознайся, моя дорогая, что если бы он был уродлив или хотя бы лет на десять постарше, ты бы не испытывала к нему ни малейшего сочувствия. Что за нелепость – идеализировать разбойника с большой дороги! Дурацкая традиция романтической литературы, которую, как и все романтическое, крайне опасно переносить в жизнь. (Амалия, заметим, была очень, очень начитанна.) Вряд ли жертвы Робин Гуда разделяли то почтение, какое испытывали к нему сочинители баллад о его подвигах. А этот парень в цепях даже не грабитель – он обыкновенный убийца. Только с ангельской внешностью, вот и все».
– В Остине я возглавляю комитет помощи местным заключенным… – продолжала между тем вещать миссис Бишоп – и Амалии смутно подумалось, что от одного этого местные заключенные должны мечтать поскорее выбраться на волю. – Так вот, однажды я сочла своим долгом помочь этому заблудшему созданию, Уильяму Мэллоуну, и принесла ему в тюрьму Библию. А он сказал, что вряд ли сможет воспользоваться ею, ибо с него не снимают наручники, и попросил меня принести лучше дюжину пирожных с кремом. Он-де их никогда не пробовал. – Миссис Бишоп выдержала эффектную паузу, на которую никто не отреагировал. – Нет, каково? Променять душеспасительную книгу на дюжину кремовых пирожных! О, это безнравственное поколение!
– Бьюсь об заклад, – со смешком заметил Ричардсон, – пирожных он не увидел.
– Я сама не ем пирожных! – вскинулась миссис Бишоп. – Они вообще вредны для пищеварения, если уж на то пошло. Я высказала ему все, что думаю по этому поводу, но он и глазом не моргнул. Негодяй, закостеневший во зле, – вот кто он такой! Слава богу, ему уже недолго осталось осквернять нашу грешную землю.
«Черт возьми, – подумала Амалия, – ну почему нельзя помогать людям, не оскорбляя их при этом?»
Она отвернулась к окну и, что бы ни вещала дальше миссис Бишоп, не отрывала взгляд от пейзажа. А миссис Бишоп буквально прорвало. Она спрашивала, почему убийцы, воры и прочие преступники находятся на свободе, и сама же отвечала: это все оттого, что закон слишком мягко к ним относится. Пример Билли Мэллоуна, которого осудили всего за один день, послужит всем уроком. Неплохо было бы также перевешать всех, кто посягает на жизнь своего ближнего или на его имущество, а также примерно наказать прелюбодеев, дабы они больше не могли прелюбодействовать. Также следовало изловить всех железнодорожных налетчиков, всех любителей взрывать сейфы с помощью динамита. Ужас, что было недавно между Остином и Сан-Габриэлем – поезд остановили, а пассажиров обобрали, всех до единого! И ведь такие случаи – далеко не редкость. Беда в том, что некоторые думают, что им все дозволено… При этих словах миссис Бишоп злобно покосилась почему-то на платочек Амалии.
Поезд стучал по рельсам. Паровоз хрипло ревел, изрыгая пар. В хвостовом вагоне, на полу, присыпанном опилками, сидел пленник. Четверо конвоиров, утомленных вынужденным бездельем, сели играть в покер. Еще один дремал в углу, положив «винчестер» поперек колен. Двое курили, стоя у зарешеченного оконца.
– Что, Билли, скучно тебе? – беззлобно спросил рябой конвоир по фамилии Оливер и легонько щелкнул своими картами пленника по носу.
Билли только устало мотнул головой назад, но по искорке, проскочившей в его светло-карих глазах, любой наблюдатель мог бы заключить, что Джефф Оливер приговорен, только еще не знает об этом. Затем Билли шевельнулся, стараясь не привлекать внимание звяканьем цепей.
Эта перевозка из города, где его судили, в Сан-Антонио, где должен быть приведен в исполнение приговор («повешен за горло до окончательного наступления смерти»), являлась его последней надеждой. У него не было денег, чтобы подкупить стражей. Друзья, с которыми он делил все в былые дни, либо лежали в могилах, либо зажили спокойной, размеренной жизнью и забыли о его существовании. Во всем и всегда Уильям Мэллоун по прозвищу Пуля привык полагаться только на себя самого.
Он рассчитывал сбежать на вокзале, но там охранники окружили его со всех сторон, и он был вынужден отказаться от этой затеи. Он знал, что на случай, если он попытается скрыться, дан приказ стрелять по нему без предупреждения. Юноша собирался жить, и смерть от пули в спину отнюдь не входила в его замыслы. Сейчас он незаметно приглядывался к тому, что его окружало. Три человека ведут беседу в другом конце вагона, откуда доносится их смех. Двое стерегут вход в вагон, но не слишком внимательно – уверены, что сюда никто не сунется…
Если освободиться от наручников, завладеть оружием, открыть стрельбу и выскочить из вагона, может, ему и удастся уйти. Но кандалы! Далеко ли он в них убежит?
Билли метнул острый взгляд на Оливера. Тот люто ненавидел пленника и всячески измывался над ним, поэтому ключи от кандалов доверили именно ему. Ключи от наручников находились у шерифа Стивенса, болтавшего с напарниками в противоположном конце вагона.
Если убить Оливера и забрать у него ключи… Однако ведь другие охранники вряд ли будут бездействовать в это время…
О наручниках Билли не беспокоился. Мало кто подозревал, что у него такие миниатюрные, узкие кисти рук, которые вполне, если постараться, можно протиснуть сквозь кольцо. Именно это помогло ему бежать в прошлый раз, когда, казалось, спасения ждать неоткуда. В детстве Билли был худ, узкоплеч и мал ростом. Его часто колотили другие мальчишки, но он был злопамятен и отвечал ударом на удар. А когда не получалось дать сдачи, отомстить, страдал и злился на себя. Собственное телосложение долго раздражало его, пока он не понял, что оно имеет и свои преимущества. В здоровяка легче попасть из револьвера, например. И, будь у него запястья не такими тонкими, он бы давно болтался на виселице.
Медленно, чтобы не привлечь ничьего внимания, и все время следя краем глаза за ненавистным Оливером, Билли стал освобождаться от наручников. Неожиданно состав заскрежетал на повороте и остановился. Двух мужчин отшвырнуло к стенке. Они поднялись, чертыхаясь.
– Водокачка, – фыркнул Оливер. – Твоя очередь сдавать, Джо.
А в вагоне первого класса в то же время шел обычный разговор.
– Любопытно было бы на него взглянуть, на этого маленького бандита… – говорила леди с корзинкой из искусственных цветов на шляпке.
– Конечно, моя дорогая, – благодушно соглашался ее муж. – А то скоро его повесят, и смотреть будет не на что.
За два купе от них Роберт П. Ричардсон сказал Амалии:
– И все-таки поезд – самый надежный вид транспорта.
Как станет ясно из следующей главы, ему не следовало утверждать это так категорично.
4
Машиниста экспресса Остин – Сан-Антонио звали Фрэнк У. Маккарти, и утром одиннадцатого декабря он еще не знал, что ему суждено стать героем. Предки Фрэнка были шотландцами, и от них он унаследовал скупость движений, расчетливость – как в денежных делах, так и во всем прочем – и умеренную страсть к превосходному элю. У своих хозяев Маккарти числился на хорошем счету. Он добросовестно относился к работе и был известен тем, что поезда, которые он вел, всегда приходили точно в срок. Поэтому, когда в грудь ему неожиданно уперлось дуло двуствольного обреза, первая мысль машиниста была не о жене, веснушчатой Эми, и не о пяти детях, в которых он души не чаял. Медленно поднимая руки, он прикинул, что теперь ему навряд ли удастся прибыть в Сан-Антонио без опоздания, ибо железнодорожный налет отнюдь не входил в расписание движения поезда.
– Эй ты, стой смирно! – проорал бандит с обрезом. Нижняя часть его лица была замотана темным шарфом. – И без глупостей, понял?
– Понял, куда уж там, – проворчал Фрэнк, переглядываясь со своим помощником, которого тоже заставили поднять руки.
– Сколько человек в почтовом вагоне? – спросил второй бандит с «кольтом» в руке.
– Двое, – нехотя ответил Фрэнк. Голова его лихорадочно работала над проблемой: как бы сделать так, чтобы бандиты поскорее убрались и можно было все-таки привести поезд на конечную станцию в срок.
– Оружие у них есть?
– У почтальона дробовик и… и…
Фрэнк запнулся. Мозг его поразила мысль о спецвагоне, битком набитом вооруженными людьми. Увы, они и знать не знают о том, что поезд подвергся ограблению. Вот если бы как-нибудь дать им знать об этом!
