подергивались, выдавая волнение. Рука Карпухина лежала на спинке ее стула и, когда Юля непроизвольно отклонялась назад, его ладонь касалась ее спины, там, где были бретельки лифчика, и почему-то Карпухина это волновало, мешало связно рассказывать, он на мгновение умолкал, а потом продолжал, и ему почему-то казалось, что она специально прислоняется к спинке стула, чтобы отвлекать его, не позволять думать. Странное это было ощущение, давно им не испытанное и совершенно не нужное, не только сейчас, но вообще. И все-таки…
— Теперь вы понимаете, Юля, — сказал он, заканчивая рассказ и убирая, наконец, свою руку от греха подальше, — кто-то, похоже, в курсе работы вашего свекра, кому-то очень не хочется, чтобы он уехал, но кому-то не хочется и чтобы он работал в военной промышленности Израиля, иначе его давно взяли бы, верно?
— Господи! — воскликнула Юля. — Александр Никитич, какую ерунду вы говорите!
Карпухин опешил.
— Ерунду? — переспросил он. — Михаилу Яновичу грозит пожизненное заключение, какая же это ерунда, Юля?
— Если стрелял не Миша, — твердо сказала Юля, — то есть, если он стрелял, но не попал, а попал кто-то другой, то это быстро выяснится. Значит, Мишу освободят. Может, даже до суда.
Как быстро ее уверенность в плохом сменилась уверенностью в хорошем!
— Дай Бог, — вздохнул Карпухин, — чтобы все так и было.
— Что со статьей будем делать? — спросила Юля. — Если все так, как вы говорите… Допустим, кому- то очень нужна эта статья, настолько, что Мишу подставляют… Но ведь ни одна живая душа не приходила и не пыталась…
Она неожиданно замолчала, прикусила губу и опустила взгляд.
— Что? — спросил Карпухин. — Вы что-то вспомнили?
— Н-нет… Да. В первые часы после… приходило много народа… Полиция, журналисты, с телевидения тоже… И другие какие-то… Игорь их потом всех прогнал… Кроме полиции, конечно. Ходили по квартире, снимали, хотя, я думаю, это незаконно, они не имели права снимать без разрешения, да, не имели?
— Наверно, — неуверенно сказал Карпухин. — Наверно, не имели. Конечно. Вы можете подать на них в суд за нарушение… как это по-английски… прайвеси, да.
— Прайвеси, — повторила Юля. — А один все просил Машу, чтобы она показала, где кабинет мужа, на каком компьютере он работал, я даже узнала его, кажется, это был Эуд Янгель с десятого канала.
— Вряд ли, — с сожалением сказал Карпухин, — это стал бы делать известный тележурналист. А кроме него?
— Приходили с Мишиной работы. Из охранной фирмы. Кажется, главный их начальник. Ройтман его фамилия. Обещал сделать все от него зависящее, чтобы помочь… Но, по-моему, ему было все равно, что станет с Мишей, лишь бы фирму не трогали…
— Да-да, — сказал Карпухин. — Но вы говорили…
— Он спрашивал о компьютере, точно. Записывал ли Миша рабочие часы, сколько их было в последний месяц… Где записывал… Если в компьютере, можно ли посмотреть эти числа… Вроде как сравнить хотел с какими-то…
— Но ведь не посмотрел?
— Нет, конечно. Он не очень и настаивал, но… Зачем ему это? Ведь рабочие часы Миши записаны в их компьютере на фирме!
Карпухин с сомнением покачал головой. Действительно, зачем ему? С другой стороны, если бы этому, с фирмы, действительно понадобились данные из компьютера Гинзбурга, он не стал бы действовать так грубо…
— А потом? — спросил Карпухин. — Кто-нибудь приходил еще?
— Нет, — сказала Юля, подумав. — Потом только вы.
— Значит, — резюмировал Карпухин, — серьезных попыток не было.
— Не знаю. Нет, наверно.
У Юли зазвонил мобильник, и она так резко выдернула аппарат из кармашка, что он описал в воздухе дугу и с громким стуком упал на пол у ног Карпухина. Тот наклонился, поднял телефон и, передавая Юле, успел прочитать имя звонившего: «Маша».
— Да, — сказала Юля, крепко прижав трубку к уху. — Я дома. Нет, не одна. С Александром Ники… Да, из России. Что там слы… Так… Да… Я приготовлю что-нибудь… Хорошо, Маша, конечно… Давайте.
Она отключила связь и бросила аппарат на стол рядом с лэптопом.
— Господи, — сказала она, — как курить хочется… Понимаете, я курила когда-то, до замужества, а потом бросила, потому что, ну, когда ребенок… А сейчас вдруг так…
— Что она сказала? — осторожно спросил Карпухин.
— А… Пришли адвокат и сыщик, о чем-то долго говорили со следователем, даже кричали. Сыщик недавно ушел, а адвокат сказал Маше, что появилась надежда, небольшая, конечно.
— Следователь назначил баллистическую экспертизу?
— Вроде бы они об этом и спорили. Кажется, назначили.
— Это должно быть быстро, — сказал Карпухин. — К вечеру уже будет известно…
— К вечеру? — с горечью сказала Юля. — Маше сказали, чтобы она ехала домой. Материалы эксперту передадут завтра.
— Они не очень торопятся! — вырвалось у Карпухина.
— А куда им торопиться? Маша и Игорь едут домой, она просила приготовить что-нибудь легкое, адвокат тоже с ними. По дороге заберут Аркашу, он у моей подруги… Вы останетесь, Александр Никитич?
— Нет, меня ждут дома, — отказался Карпухин. Он почему-то не хотел встречаться с женой Гинзбурга, да и сына его видеть не было желания, после той единственной встречи осталось неприятное впечатление. — Я буду вам звонить, можно?
— Конечно, — сказала Юля и неожиданно добавила: — А компьютер вы с собой заберите, хорошо?
— Вы хотите…
— Миша ведь вам доверил, верно? Я только хотела убедиться, что там нет ничего такого… ну…
— Я вас понял, — быстро вставил Карпухин.
— Да… А эти ракетные дела… Миша вам доверил, — повторила она. — Если вы правы, и кто-то хочет… Лучше, наверно…
Ну да, — подумал Карпухин, — лучше пусть на меня нападут на улице или в поезде, выхватят из руки лэптоп, для профессионала это раз плюнуть, и тогда только я буду в ответе…
— Вы правильно решили, Юля, — сказал он. Она уже выключила компьютер, закрыла крышку, вытащила из ящика кожаный чехол, быстрыми движениями облачила лэптоп, зарядное устройство бросила в большой пластиковый пакет, хотела положить туда и компьютер, но он не поместился.
— Не надо, — сказал Карпухин, — я лучше в руке…
На улице он внимательно осмотрелся, будто заправский агент, глупо все это было, конечно, и ничего подозрительного он, естественно, не увидел, может, никого и не было — во всяком случае, домой, в Нетанию он доехал без приключений. Здесь все были в сборе, на столе стоял ужин, много говорили о творящемся безобразии, какое право они имеют держать в тюрьме человека только за то, что он выполнил свой профессиональный долг. Весь вечер разговоры вертелись вокруг этого, Руфь с Розой смотрели на Карпухина, они знали, что день он провел где-то там и с кем-то, ждали от него подробного рассказа, а он молчал, пил чашку за чашкой крепкий чай и только кивал в ответ на вопросы, намеки и просьбы рассказать, где он был и что видел. Ему хотелось остаться, наконец, одному и еще раз перечитать материал Гинзбурга. Пусть он опять ничего не поймет по существу, но хотя бы прочувствует важность идей, он это и сейчас чувствовал, хотя не мог выразить словами — знал, что все написанное необходимо для «Грёз», что-то Гинзбург придумал такое, без чего будущим космическим стартам не обойтись, и нужно…
Что нужно сделать, Карпухин представлял себе плохо, хотя уж в этом должна была быть в его голове полная ясность. О чем вообще говорить: компьютер и бумагу с кодами необходимо завтра утром отвезти в посольство и оставить под поручительство Анисимова. Почему-то именно этого Карпухину делать не
