что признает теперь преступность своих действий и противность их вере
католической Церкви и сильно раскаивается в них, умоляя, чтобы ему позволили
примирение его с Церковью и наложили епитимью. Инквизиторы, в восторге от
одержанной победы, присудили своего узника к появлению на публичном аутодафе
10 декабря 1564 года с санбенито и в картонной митре, к примирению с
Церковью, получению двухсот ударов кнута и пятилетней службе на галерах (без
санбенито). Несчастный придумал появления чертей и разговоры о мнимом
подчинении злого духа его приказаниям, убедившись, что это было единственным
средством избегнуть сожжения. Печальное последствие форм, выдуманных
инквизицией для открытия виновных.
III. 10 июля 1564 года брат Паскуал Перес, белец, произнесший обеты в
ордене иеронимитов, родившийся в деревне близ города Сан-Фелипе-де-Хатива,
двадцати семи лет от роду, был арестован и отведен в тюрьму святого
трибунала. Его обвиняли в том, что он покинул свое звание и женился по
соседству с городом Эльче, где он жил. Первый вопрос, обращенный к нему,
был: знает ли он повод, по которому его посадили в тюрьму. Он отвечал, что,
вероятно, из-за женитьбы, на которую он решился, хотя был связан
торжественным обетом монашеской жизни. Он признал этот поступок грехом. На
вопрос, явилась ли мысль о греховности после брака или же она была у него
уже при женитьбе, он отвечал, что в пору брака был занят единственно своей
страстью и отвлечен от всего другого. Инквизиторы не были этим
удовлетворены, потому что его ответы не позволяли заключить, считал ли он
сладострастие вещью дозволенной. Они прибегли к средствам, которыми умели
хорошо пользоваться, и обвиняемый сознался 17 сентября 1565 года, что, выйдя
из своего монастыря, думал о том, что не может жениться по причине обета,
произнесенного им при вступлении в монашескую жизнь; но впоследствии дьявол
искусил его и он подумал, что по отказе от монашеского образа жизни его обет
уничтожен. Инквизиторы ничего не требовали больше: этого признания было
достаточно, чтобы высказаться, что расследование этого дела принадлежало им,
- претензия, которую нельзя считать не чем другим, как захватом светской
юрисдикции, потому что сознание монаха не представляло верования,
противоположного какому-нибудь определенно выраженному постулату веры. Как
бы то ни было, они приговорили брата Паскуала к произнесению легкого
отречения и передаче в распоряжение приора монастыря с тем, чтобы тот
наложил на него в своем братстве епитимьи, установленные против монахов,
публично согрешивших, и после четырехкратного отбытия их запретил ему
навсегда выход из монастыря и перемену его на другой.
IV. 9 декабря 1565 года справляли в Мурсии новое аутодафе. На нем
появились четыре человека, приговоренных в сожжению; двое как заочно
осужденные были сожжены в изображении, и сорок шесть человек приговорены к
епитимьям.
V. 8 июня 1567 года происходила другая подобная церемония. На ней
сожгли шесть человек живьем, сорок восемь подверглись епитимьям.
VI. 7 июня 1568 года в Мурсии было сожжено еще двадцать пять человек
как еретики и тридцать пять подозреваемых были присуждены к епитимьям. В
числе последних находился Хинес де Лорка, новохристианин еврейского
происхождения. Мадридские инквизиторы приказали его арестовать как
подозреваемого в иудаизме вследствие сообщения шести свидетелей, которые
среди пытки назвали его своим соучастником. Во время его заключения в тюрьме
заслушали семь новых свидетелей. Можно предположить, что эти показания были
получены от других узников или вследствие жестокости пытки, или по причине
страха, пагубные последствия которого мы видели в истории Мельхиора
Эрнандеса. Хинес сначала отрицал улики оглашения свидетельских показаний.
Однако после, видя их многочисленность и не сомневаясь, что он будет осужден
на сожжение, если откажется говорить, он признал истинным все показанное
против него и, обнаруживая сильное раскаяние в своих прегрешениях, смиренно
просил допустить его к примирению. К саморазоблачениям он присоединил
заявление о том, что знал о некоторых других лицах. Он уверял, что не помнит
более никаких обстоятельств, и обещал, если вспомнит, сообщить новые
обстоятельства. Участь обвиняемого была поставлена на голосование. Судьи не
нашли согласия, и верховный совет, к которому обратился трибунал, определил
15 мая 1568 года подвергнуть Хинеса пытке по чужому делу, чтобы он открыл
своих сообщников, относительно которых он употреблял умолчание. При начале
пытки Хинес объявил половину того, что добивались от него. Инквизиторы
вынесли окончательный приговор и присудили обвиняемого к пожизненному
ношению санбенито, к заключению навеки в тюрьму, конфискации всего
имущества, за исключением других наказаний, по праву связанных с исполнением
торжественного аутодафе. В промежутке до этой церемонии Хинес, принимая во
внимание недостаточность способов защиты, употребленных им до пытки, признал
такую же недостаточность и в показании, данном под пыткой для избежания
сожжения, и решил сделать новое заявление, которое доказало бы, что никто из
узников не сравняется с ним ни в раскаянии, ни в чистосердечии. Он попросил
вызова в суд и назвал несколько домов, где собиралось множество
поименованных им лиц, которые беседовали в частности о законе Моисеевом.
Если бы он знал, что его участь уже решена, то, без сомнения, не стал бы
делать этого разоблачения. Вот-вот готовы были возобновиться сцены процесса
Мельхиора, но инквизиторы одни были способны истинно или притворно доверять
заявлениям подобных свидетелей. Поведение верховного совета, конечно, не
делает чести его умеренности, когда он определяет пытку для обвиняемого,
объявившего свои преступления и часть преступлений сообщников. Верховный
совет должен был ограничиться заверением обвиняемого, что тот не помнит
никакого другого обстоятельства, и обещанием объявить позднее те
обстоятельства, которые он в состоянии будет вспомнить.
VII. В 1575 году верховный совет проявил больше уверенности в деле
Диего Наварро, дворянина из Мурсии, которого арестовали как подсудимого за
преступление двоеженства. Осведомление гласило, что, будучи женат на
Изабелле Мар-тинес, он при ее жизни женился на Хуанне Гонсалес. Внимательное
расследование помогло открыть, что дворянин, будучи связан с Изабеллой
страстью, в 1557 году имел сильное пререкание с нею и решил предупредить его
неприятные последствия шагом, который стал для него источником страданий и
печалей. Он сказал ей, что придумал средство все привести в порядок; это
значило - жениться на ней. Он прибавил, что расположен к этому и от нее
зависит стать его законной женой. Изабелла (которая не была щепетильна, как
мы впоследствии увидим) быстро успокоилась при этом предложении и отвечала
ему, что она удовлетворена и считает себя его женой, потому что принимала
его как мужа. Браки, которые заключали в то время без присутствия
священника, считались действительными, и эта декларация была сделана перед
несколькими свидетелями. Однако дворянин не поселил Изабеллу у себя. Они
продолжали жить в двух отдельных домах, и публика не знала, что они женаты.
