Арраэса Феррареса, прозванного ренегатом. Это был тунисский мавр, уважаемый
монархом этой страны, командир. Его взяли в плен и отвезли в Палермо, но он
был выкуплен и вернулся в Тунис [150]. Христианские рабы, жившие в этом
городе, узнав о его прибытии, были удивлены тем, что с отступника взяли
выкуп, а не отправили его в тюрьму святого трибунала. Трибунал, узнав о
разговорах этих рабов-христиан, заявил, что ему было неизвестно, будто Али
Арраэс Феррарес был христианином до исповедания магометанства и что он носил
прозвище ренегата, которое могло родить подозрение. Али был захвачен
вторично в 1624 году; хотя не было другого доказательства его
отступничества, кроме молвы, он был заключен в тюрьму сицилийской
инквизиции. Для установления улик его преступления выслушали множество
свидетелей - сицилийских, генуэзских и других, которые знали его лично и
видали в Тунисе и других местах. Все единодушно показали, что Али имел
прозвище ренегата, а некоторые добавили, что они по слухам знают, что он был
христианином. Али отрицал этот факт. Однако трибунал признал его
изобличенным и присудил к релаксации. Верховный совет решил, что
преступление доказано не полностью, уничтожил приговор и приказал
подвергнуть подсудимого пытке для получения новых улик и вынесения нового
приговора. Али вытерпел мучения пытки и по-прежнему упорно все отрицал. Он
нашел способ уведомить тунисского властителя о своем положении. Мавританский
монарх получил его письмо в то время, как к нему привели пленников - брата
Фернандо де Рейна, брата Бартоломео Хименеса, брата Диего де ла Торре и трех
других кармелитов, которых захватили, когда они направлялись в Рим, чтобы
дать отчет генералу их ордена по делам монастырей в провинции Андалусия.
Тунисский монарх велел им написать сицилийским инквизиторам, чтобы те
выпустили Али на свободу и получили выкуп, и объявить им, что в случае
отказа он заключит в тесные тюрьмы и подвергнет пытке всех христианских
рабов, находящихся в его власти. Монахи извинились, говоря, что они не знают
инквизиторов, и выставляя другие доводы. Дело на этом и замерло. Между тем
сицилийские инквизиторы задумали перевести своего узника в тюрьму,
называемую Викария, но верховный совет приказал посадить его в застенок и
заковать. В августе 1628 года Али воспользовался новым случаем написать
тунисскому государю и сообщил ему, что он заключен вместе с христианским
капитаном в темную и вонючую тюремную камеру, где им приходится
удовлетворять свои естественные нужды; они терпят самое дурное обращение и
почти умирают от голода. Когда письмо Али дошло до африканского монарха,
испанские монахи вступили в переговоры о выкупе. Государь призвал их и,
держа в руках письмо Арраэса (согласно тому, что писали они, с его
разрешения, 2 сентября того же года сицилийским инквизиторам), сказал им:
'Зачем хотят мучениями заставить этого ренегата стать христианином? Если не
уничтожат инквизицию или, по крайней мере, если инквизиторы не пошлют этого
человека вскоре на галеры с другими рабами, я велю сжечь всех христиан,
которые находятся у меня в плену. Напишите им об этом от меня'. Три монаха
исполнили это приказание и добавили в своем письме: если правосудие и
религия требуют смерти узника, инквизиция не должна бояться угроз, потому
что они готовы, хотя бы в оковах, скорее претерпеть мученичество, если это
нужно, чем одобрить дело, противное правосудию и религии. Тунисский монарх
затем согласился на выкуп шести монахов. Однако Али Арраэс был еще в тюрьме
в 1640 году, упорно отрицая, что он был крещен; к концу шестнадцати лет его
заточения инквизиторы не получили больше доказательств, чем в первые дни.
Тунисский государь предложил обмен Али на пленного священника. Сицилийская
инквизиция отказалась принять это условие, говоря, что выкуп священника
лежит на обязанности его родственников, а выпустить нераскаявшегося ренегата
на свободу значило бы принять прямое и активное участие в его твердости в
магометанстве и в его вечном осуждении. Инквизиторам представили, что их
отказ может иметь самые пагубные последствия для всех христианских рабов в
Тунисе. Это соображение было бесплодно и не тронуло их, как будто
шестнадцатилетнего заключения не было достаточно, чтобы доказать
инквизиторам, что Али умрет магометанином в их застенке. С другой стороны,
разве не являлась великим беззаконием отсрочка суда над ним после такого
продолжительного времени под предлогом, будто они ожидают новых обвинений,
вопреки тому, что формально требует устав святого трибунала?
XXIV. Дело совершенно иного характера, наделавшее много шума в свете,
занимало тогда в Мадриде верховный совет. В этом городе находился новый
монастырь бенедиктинок во имя Св. Плакиды, в околотке прихода Св. Мартина.
Первым духовником монастыря был брат Франсиско Гарсия, монах того же ордена,
который в среде своей братии считался человеком умным ц святым. Донья Тереза
де Сильва (которая принимала активное участие в основании монастыря и в
течение четырех предыдущих лет ничего не предпринимала без советов брата
Франсиско) была назначена его настоятельницей, хотя ей исполнилось тогда
только двадцать шесть лет. Это отличие было как бы наградой за ее хлопоты по
учреждению монастыря, который своим возникновением был обязан щедрости ее
семьи и протонотария Арагона, основавшего монастырь для нее. Община состояла
из тридцати монахинь, которые, по-видимому, были добродетельны и избрали
монашескую жизнь по собственному желанию, без всякой уступки тем семейным
соображениям, которые приводят в монастырь других. В то время как новый
монастырь пользовался хорошей репутацией, поступки и слова одной монахини
заставили думать, что она находится в сверхъестественном состоянии. Брат
Франсиско Гарсия прибег к заклинаниям бесов. 8 сентября 1608 года, в день
Рождества Богородицы, объявили, что она одержима. Вскоре некоторые другие
монахини оказались в таком же состоянии. В день ожидания родов Пресвятой
Девы {Праздник ожидания родов Пресвятой Девы был установлен королем
Рекисвинтом IX [151]. В Толедо, как и во всех церквах Испании, этот день
торжественно празднуется 18 декабря.} настоятельница монастыря донья Тереза
впала в него сама. То же почти тотчас же приключилось с четырьмя или пятью
другими монахинями. Наконец, из тридцати монахинь двадцать пять были
охвачены этой заразой. Можно судить о необычайных вещах, происходивших в
общине тридцати женщин, заключенных в одном доме с двадцатью пятью бесами,
настоящими или мнимыми, завладевшими их телом. Один из них по имени
Перегрино был их главою, остальные ему повиновались. Относительно состояния
девиц шли совещания между учеными и уважаемыми за добродетели людьми. Все
думали, что монахини были действительно одержимы. Их духовник ежедневно
повторял заклинания. Так как необыкновенные припадки участились и внушали
иногда опасения, духовник не только приходил в монастырь, но и проводил там
ночи и дни для возобновления заклинаний. Наконец он решил принести из
дарохранительницы Святые Дары и выставить их в зале, где община собиралась
для работы; перед ними молились в продолжение сорока часов. Эта
исключительная сцена повторялась неизменно в течение трех лет. Было бы
трудно сказать, когда бы это прекратилось, если бы не вмешалась проведавшая
