сразу понимали, где находятся. Темноту замкнутой капсулы они принимали за ночь и пытались ворочать головой и вглядываться во мрак, стараясь разглядеть чтото вокруг. Кроме того, тактильные ощущения организма включались не сразу, и какоето время человек не чувствовал, что помещен в биогелевый компаунд. Но Серебряковмладший за свою короткую жизнь в новом теле провел в биорегенераторах такое множество бесчисленных часов, что из них вполне мог сложиться не один месяц. Вот и сейчас, придя в сознание, он мгновенно все понял и просто перевел взгляд в ту часть темноты, где должны были находиться датчики видеонаблюдения.
– Доктор Лантро, срочно зайдите сюда, Андрей очнулся! – Мэг коснулась сенсора на коммуникаторе.
Она собралась повторить вызов, но в этом уже не было необходимости. Дверной створ ушел вверх, и в реанимационную палату вошел академик Лантро.
– Я получил уведомление автоматики, – вместо приветствия сообщил он Мэг. – Он уже открыл глаза?
– Только что, – ответила Мэг.
Врач подошел к панели управления регенератором и протянул руку к сенсорам, собираясь активировать программу извлечения пациента.
– Доктор, это не навредит ему еще сильнее? – с тревогой спросила Мэг. – Может, ему будет лучше оставаться в системе искусственного жизнеобеспечения?
– Это ничего не изменит, – покачал головой академик. – Максимум, выиграем для него еще пару минут. Стоит ли это того, чтобы провести свои последние часы внутри регенератора?
Мэг молча, кивнула в знак согласия, борясь с навернувшимися на глаза слезами.
– К тому же, как я вижу, Андрей Андреевич будет против этого, – Лантро кивнул на дисплей.
Система сообщала о начавшейся процедуре извлечения.
– Он уже вошел в компьютер и самостоятельно активировал предвыходную гидропроцедуру, – прокомментировал врач. – Он великий ученый и лучше нас понимает свое положение.
Спустя минуту труба биорегенератора открылась и выпустила ложе с уже вымытым и обсушенным пациентом. Серебряковмладший с трудом поднялся и сел прямо на ложементе. Мэг осторожно обняла его:
– Как ты себя чувствуешь? – она с тревогой посмотрела ему в глаза.
– И тебе тоже здравствуй, – слабо улыбнулся Серебряковмладший. – Я в норме. Насколько это вообще возможно.
Он попытался встать, но пошатнулся и потерял равновесие. Мэг и Лантро подхватили его под руки и усадили в кресло.
– Вам нельзя двигаться! – предупредил врач. – Сейчас сюда доставят гравитационное кресло.
– Все настолько серьезно? – Серебряковмладший закрыл глаза и сосредоточился. У него из носа тоненькой ниточкой потекла струйка крови.
– Андрей! – вскрикнула Мэг, хватая его за плечи. – Ты не должен связываться с компьютерами напрямую! Это убьет тебя!
– Она права! – поддержал ее Лантро. – При всем уважении, Андрей Андреевич, но это только ускорит процесс отмирания мозговой ткани! Вам категорически противопоказано перегружать мозг!
– Точнее, то, что от него осталось, – Серебряковмладший открыл глаза и слабо улыбнулся. – Я ознакомился со своим положением. – Он посмотрел на Лантро: – Академик, вы же понимаете, что мнимое улучшение моего состояния есть временная рецессия, обусловленная всплеском энергии, выделившейся вследствие ураганного распада измененных клеток. Вслед за этим временным улучшением последует переход мозга в состояние комы, а затем смерть.
При этих словах Мэг бросилась к нему на грудь, и ее плечи задрожали в беззвучных рыданиях. Серебряковмладший обнял ее и вновь посмотрел на Лантро:
– Буду я пользоваться мозговым интерфейсом или нет – это уже ничего не изменит. И мы с вами это знаем. У меня осталось от силы двадцать часов, и я хочу провести их спокойно, в кругу своих друзей.
Врач кивнул головой в знак согласия:
– Я буду рядом. Если чтото понадобится, дайте мне знать.
В этот момент дверь открылась, и медсестры внесли гравитационное кресло. Вслед за ними в реанимационную вошел Четвертый.
– Папа! – улыбнулся Серебряковмладший. – Рад тебя видеть!
– Как ты? – Четвертый обнял сына.
– Бывало и хуже! – легко соврал Серебряковмладший. – Ты не поможешь мне пересесть в кресло?
Высокий воин сгреб его в охапку, словно пушинку, и усадил в гравитационное кресло. Мэг, вытирая слезы, встала рядом, и он сжал ее ладонь.
– А ты уверен, что тебе можно надолго покидать регенератор? – Четвертый оглянулся на Лантро.
Доктор лишь печально закрыл глаза.
– Мне теперь все можно, – коротко засмеялся Серебряковмладший и обратился к врачу: – Спасибо, доктор. Я буду держать вас в курсе своего самочувствия.
Лантро кивнул и вышел из помещения, знаком предложив медсестрам следовать за собой.
– Что произошло, папа? – спросил Серебряковмладший, когда двери закрылись за медперсоналом.
Четвертый помрачнел еще сильнее и рассказал о случившемся. Серебряковмладший слушал молча и не перебивал. Когда отец закончил рассказ, он решительно заявил:
– Мне необходимо вернуться к работе. Возможно, я еще смогу чтото сделать для обороны Солнечной системы.
– Тебе нельзя перегружаться! – воскликнула Мэг. – Ты погибнешь от этого!
– Все человечество может скоро погибнуть, – решительно отмел все пререкания ученый. – Мы должны бороться! И если мои усилия могут дать нам хотя бы один шанс, я готов сократить оставшиеся в моем распоряжении часы. Как говорили древние: перед смертью не надышишься.
Серебряковмладший прижал к себе Мэг. Она пыталась улыбаться, но слезы ручьем текли по ее лицу. Четвертый взял сына за плечо.
– Прости меня, Андрей, – мрачно сказал он. – Это моя вина…
– Папа! – мягко прервал его ученый. – Ты сделал для меня больше, чем сам представляешь. Я горжусь тобой и всегда гордился. Во многом ты был для меня примером. Если бы не ты, я не стал бы тем, кто я есть.
Он сделал решительный жест.
– И давайте закончим на этом. Папа, мы должны немедленно пройти в мой кабинет, мне нужны все данные о текущей ситуации, у нас мало времени. От Алекса есть вести?
Четвертый отрицательно кивнул.
– Плохо, – поморщился Серебряковмладший. – Его присутствие было бы сейчас как нельзя кстати. – Он легонько отстранил от себя Мэг: – Мэг, любимая, я бы хотел, чтобы ты помогала мне. Мне тяжело даются движения. Можешь быть моими руками? – он ободряюще улыбнулся.
– Я больше не отойду от тебя ни на шаг, – ее голос был тих, но спокоен, она решительно вытерла залитое слезами лицо.
– Вот и отлично, любимая, – Серебряковмладший с нежностью посмотрел на нее. – А сейчас…
Резкий сигнал тревоги на коммуникаторе Четвертого прервал ученого на полуслове, воин быстро коснулся сенсора. В воздухе возникла голограмма Виталия Тихонова.
– Рад видеть тебя, Андреич, – скороговоркой поздоровался Тихонов и, глядя на всех сразу, сказал: – Тревога высшей категории. Рядом с Землей формируется точка нольпространственного перехода.
«Русский» отошел от станции сфинкса на порядочное расстояние и приближался к границе зоны отчуждения.
– Сколько до границы? – поинтересовался Тринадцатый.
– Сорок секунд, – Алиса вела крейсер, привычно слившись с боевой машиной в единое целое.
– Сбрасывай скорость и останавливайся у самого края, – Тринадцатый внимательно всматривался в экраны, но врага не было видно. – Ты все запомнила?
– Да, – кивнула Алиса, не сводя взгляда с многочисленных приборов.
Крейсер пошел к незримой границе и одиноким шаром замер в безбрежной пустоте космоса.
– А если они не появятся? – спросила Алиса.
– Появятся, – усмехнулся Тринадцатый. – Они бьются над этой проблемой миллионы лет, как же они упустят столь редкий шанс получить ответ? Это лишь вопрос крепости нервов.
Нервы у Вузэй не выдержали через полчаса. Семерка крейсеров одновременно сняла поля преломления и проявилась перед человеческим кораблем, охватывая его с фронта построением в виде полусферы. Тринадцатый коротко улыбнулся уголками губ. Его расчет был верен: ящерицы блокировали людям возможные пути прорыва. Прежде чем уничтожить опасную для своего могущества форму жизни, Вузэй желали узнать решение древней загадки. Система связи вспыхнула изображением драконоподобного существа:
– Я – Тилцкатлеокка, и я говорю с тобой от лица Величайшей расы Вузэй. Человек, сейчас ты умрешь, – заявила гигантская ящерица.
– В знак нашей гуманности могу предложить тебе легкую и быструю смерть, если ты дашь нам необходимое знание. Иначе гибель твоя будет долгой и мучительной.
– Ты мне тоже очень понравился, – Тринадцатый весело улыбнулся в ответ. – Когдато у меня жила ручная игуана, видимо, слабость к рептилиям осталась у меня еще с тех давних пор.
– Огласи свой выбор! – потребовала ящерица.
– Угу, – кивнул головой Тринадцатый. – Игуана тоже делала все очень быстро, а думала очень медленно! Вы случаем не дальние родственники?
– Как ты смеешь! – разгневался Тилцкатлеокка. – Мое терпение не безгранично! Оглашай свой выбор, человек!
– Иначе что? – поинтересовался Тринадцатый. – Послушай, Гудвин, великий и ужасный, ты не мог бы шипеть на меня не так громко? В ушах звенит.
– Ты слишком глуп, человек, если рассчитываешь на то, что мы атакуем тебя, пока ты находишься в пределах Священного Пространства Создателей! – сказал ящер. – Наше терпение велико, мы способны ждать долго.
– Это я помню, – согласился Тринадцатый. – Рекорд моей игуаны
– трое суток тупого лежания под письменным столом. Представляешь, Горыныч, она даже поесть не вылезала, приходилось отодвигать стол и вытаскивать ее оттуда.
– Твои насмешки
