Глава 6
Великий боярин
Борис Годунов стал государственно известной фигурой в последний период жизни Иоанна Грозного, а в день его смерти он оказался в эпицентре событий. Смерть Первого Царя привела к потрясению всего государственного строя, вызвала замешательство в высших слоях управления Московского Царства, вселила в души многих «больших людей » страх великий за своё будущее и будущее близких.
Никто не знает, какие чувства в тот момент — последние часы и минуты жизни Иоанна Грозного — испытывал Борис Годунов. Однако трудно предположить, чтобы он испытывал особую радость, так как его будущее становилось весьма шатким и неопределенным. Казалось бы, формально Борис Фёдорович, как шурин преемника Грозного Фёдора Иоанновича, мог быть спокоен: он ведь теперь будет сродником Царя. Однако в момент ухода Грозного, в первые часы и дни после его кончины, будущее безоблачным совсем не представлялось. Возникли многие трудности...
В конце жизни у Иоанна Грозного было два несомненных любимца, два «ближних человека » среди всего придворного люда: Борис Годунов и Богдан Вельский. О последнем надо сказать особо, так как по стечению обстоятельств он оставил в судьбе Бориса Годунова заметный след. Иван Тимофеев в своём «Временнике» даже написал, что сердце Иоанна Грозного «всегда к нему жадно стремилось и глаза свои он неуклонно всегда обращал на него, раненный срамной стрелой тайной любви Не будем комментировать неизвестно на чём основанный намёк на противоестественное влечение Царя Иоанна Васильевича к Вельскому. Таковы уж эти «показания» современников, каковые никак нельзя квалифицировать как беспристрастные.
Богдан Яковлевич Вельский (ум.1611) приходился племенником Малюте Скуратову, и его возвышение, как и Бориса Годунова, началось в последние годы Опричнины. Точная дата рождения Вельского неизвестна, но можно предположить, что Богдан и Борис являлись ровесниками или, во всяком случае, разница в возрасте у них была незначительной. К марту 1584 года, времени смерти Иоанна Грозного, Борису Годунову шел тридцать второй год, а Богдану Вельскому было что-то около того.
Вельский смолоду принимал участие в Ливонской войне, был членом Опричнины, а в последние годы жизни Царя Иоанна выполнял поручения секретного свойства, например по высочайшему повелению «курировал» переговоры с англичанами о возможности женитьбы Царя на Королеве Елизавете или её племяннице Марии Гастингс. Снискавший расположение Грозного Царя, став его «любимцем», пронырливый Богдан нажил большое состояние. В свои тридцать лет благодаря пожалованиям, подношениям и подаркам, в том числе и от купцов-иностранцев. он стал одним из самых богатых людей того времени. Расчётливый и пронырливый англичанин Джером Горсей называл его «сказочно богатым человеком.
Превратности биографии Вельского являлись своеобразным отражением перелома Русской истории; времени бурного и непредсказуемого. Он служил Иоанну Грозному, Борису Годунову, Лжедмитрию I, Лжедмитрию II («Тушинскому вору»), Василию Шуйскому. История с Лжедмитрием I особо примечательна. При Фёдоре Борисовиче Годунове Вельский, находившийся в ссылке, был прощён и вызван в Москву. По дороге, в мае 1605 года, боярин встретил войско самозванца и тут же признал в нём «законного наследника » Дмитрия и начал всем рассказывать, что именно он. Вельский, «спас Царевича» в 1591 году.
Всем, кроме Грозного, Вельский так или иначе изменял, а окончил свои дни весьма печально. Будучи воеводой в Казани, Вельский в марте 1611 года был растерзан толпой казанцев за свои призывы не присягать никому, кроме «Венценосца Московского », которого в тот момент просто не существовало. За бесконечные ложь и предательства народ возненавидел боярина и воеводу и расправился с ним «по- народному».
Вельский и Годунов были теми людьми, с кем Иоанн Грозный провел последние часы своей земной жизни. Вот как выглядела картина смерти Первого Царя в изложении Горсея, прекрасно осведомленного о слухах и сплетнях, витавших вокруг Царя:
«Вельский поспешил к Царю, который готовился к бане. Около третьего часа дня Царь пошёл в неё, развлекаясь любимыми песнями, как он привык это делать, вышел около семи, хорошо освеженный. Его перенесли в другую комнату, посадили на постель, он позвал Родиона Bиp?инa^'’^ дворянина, своего любимца, и приказал принести шахматы. Он разместил около себя своих слуг, своего главного любимца (Вельского. —
До сего дня неведомо, от кого Горсей получил подобные сведения; самого его около царских покоев, что называется, и «близко не стояло». Оставим в стороне гадания и зададимся вопросом: могли вообще возникнуть у Годунова и Вельского намерения «додушить» умирающего Царя, у которого случилось, по всей видимости, кровоизлияние в мозг, или инсульт? Никто не поручится за то, что ни тот ни другой в глубине души не хотели бы избавиться от надзора и «всевидящего ока» Грозного Царя. Они не просто его боялись, а перед ним трепетали, как и все прочие лица, включая и иностранных послов, оказывавшихся рядом с Иоанном Грозным. Но одно дело — трепетать, а другое дело — отважиться на цареубийство, совершить страшный грех перед Богом. Вопрос так и остаётся открытым. Другие источники и свидетельства версию Горсея о насильственной смерти Царя не подтверждают.
С православной точки зрения утверждения о насильственной смерти Первого Царя кажутся невозможными. Грозный ведь перед кончиной принял постриг, «великую схиму», а постриг над мертвыми не совершается, это — каноническое преступление. Значит, никакой «подушки» не было.
Однако существует ещё один, уже русский источник — «Московский летописец», составленный во второй четверти XVI века, почти через полвека после кончины Грозного, в котором говорится, что Царю «дали отраву ближние люди. Духовник Царя Феодосий Вятка возложил на него, умершего Государя, иноческий образ и нарёк его во иноках Ионой »^'*^ Здесь уже говорится не об «удушении», а об отравлении. Правда, эту фразу предваряют слова «нецыи глаголют», то есть «некоторые говорят», но многие сочинители на это не обращают внимания и уверенно пишут, что Царя постригли уже мёртвым. Иначе говоря, Митрополит Дионисий, духовник Вятка^'** и приближённые творили чёрное дело, стараясь обмануть Господа!
Современный исследователь в этой связи написал: «Если он был удушен руками или подушкой либо отравлен ударной дозой единовременно, то вопрос пострига отпадал сам собой. Но гробокопатели нашли в 1963 году Царя облачённым в великую схиму. Предсмертный постриг подтверждает большинство авторитетных источников». Это совершенно верно. И далее, комментируя возмутительные идеологические манипуляции с фактографией руссоненавистников всех мастей, автор восклицает, что в поле зрения у них попадает только один источник, в который «вцепились все, кому ненавистен был не какой-то конкретный Царь, а сама идея Самодержавия, Монархии, Русского Царства. Им рыться в отбросах, оставленных всевозможными врагами России, да на диссидентских помойках — самое разлюбезное, привычное дело»^'·^. Сказано, может быть, излишне эмоционально, но по существу — абсолютно точно.
Вот типичный образец летописного изложения событий: «В ту же зиму Царь тяжело заболел и, чувствуя близость смерти, повелел Митрополиту Дионисию себя постричь; и нарекли ему имя Иона» («Новый летописец»). Или вот скупые строчки из «Пискаревского летописца»: «Лета 7092-го преставился Царь и Великий князь Иоанн Васильевич всеа Русии месяца марта в 19 день, с середы на четверг, за пять часов до вечера; а жил 54 лета; а положен во Архангеле, в пределе, на Москве»^^^. Вообще, о каком-то насилии над Первым Царём ни один из русских источников не упоминает. «Московский летописец» упоминает только как слух, который не может явиться документальным подтверждением. Через годы, когда сначала исподволь, а потом и публично начнётся кампания по дискредитации Бориса Годунова, давний слушок оживёт и пойдёт гулять по свету.
В этой истории для нас важен один аспект. Иоанн Грозный умер ещё далеко не старым человеком; ему в августе 1584 года должно было исполниться 54 года. В понятиях того времени это был пожилой, но
