И приспе нощь праздничнаа Рожества пречистыа богородицы. Осен же бе тогда долга, и дни солнечнии светли сиающи, и теплота велиа. Бысть же в ту нощь теплота и тихость велиа. Бысть же со князи ли-товьскими воевода нарочит и полководець изящен и удал зело, именем Дмитрей Боброков,* родом земли Волыньскиа, его же знааху вси и бо-ахуся мужества его ради. Сей прииде к великому князю, глаголя сице: «Егда глубоце нощи, аще хощеши, покажу ти приметы: аще что случится напоследок, преже увеси». Князь велики же не повеле ему нико-муже сего поведати. И егда заря угасе, и глубоце нощи сущи, и Дмит- рей Боброков Волынець всед на конь, и поим с собою великого князя, и выехаша на поле Куликово, и сташа среди обоих полков. И обрати-шася на полк татарский и слышавше кличь и стук велий, аки торжища снимаются, и аки грады зиждуще, и яко трубы гласят. И ззади их волцы, выюще страшно велми, по десней же стране бысть во птицах трепет велий, кричаще и крылами биюще, и враны грающе, и орлы клег-чюще по реце Непрядве.* И бысть страх велий, яко и птицам бысть битва и драние велие, проявляюще кровопролитие и смерть многим. И глагола* Волынець великому князю: «Что слышел еси?». Он же рече: «Страх и грозу велию слышах». Глагола ему Дмитрей Боброков Волынець: «06-ратися, княже, на полк русский». Он же обратися, и бысть тихость ве-лиа. Глагола ему Дмитрей Волынець: «Что, господине княже, слышали есте?». Глагола князь великий: «Ничтоже, точию видехом от множества огнев снимахуся зари». Глагола Дмитрей Боброк Волынец: «Господине княже, благодари бога, и пречистую богородицю, и великого чюдо-творца Петра, и вся святыа: добро убо знамение суть огни. Призывай убо господа бога и молися ему часто, и не оскудевай к нему верою, и пречистей богородици, и к пастырю вашему и молебнику великому чю-дотворцу Петру: добры убо сиа приметы. И еще убо ми есть примета инаа». И сниде с коня и паде на десное ухо, приниче к земли и лежаше на долг час, и вста, и абие пониче. Глагола ему князь великий: «Что есть, брате Дмитрие, повеждь ми». Дмитрий же не хотяше сказати ему и крепляшеся на много. Князь великий же паче приступи к нему, моля его, да бы сказал ему. Он же прослезися. Князь же великий, видев слезы его, начя боятися, и глагола к нему: «Брате Дмитрие, повеждь МИ; Понеже болезнуеть ми сердце зело». Дмитрий же начят утешати его и рече ему: «Господине княже. повем ти единому. Но ты не повеждь никомуже. Есть бо две повести. Едина тебе на велию радость, а другаа на велию скорбь. Припадах убо ухом на землю и слышах землю плачющу надвое, горко зело и страшно. Едина убо страна, аки некаа жена, напрасно плачющи, дерзающи и кричящи татарским гласом о чадех своих, бьющися и слезы изливающи, аки реки. А другаа страна земли, аки некаа девица, плачющи и воплющи, аки свирелным плачевным гласом, в скорби, в печали велице. Аз убо множество тех боев и примет испытах на многих битвах, и знаеми мне суть и явни; и уповай на милость божию, яко одолети имаши над татары. А воиньства твоего христианьскаго падет острием меча многое множество». Тогда бо князь великый Дмитрей Иванович, сицевую повесть слышев, проплака зело и прослезися на мног час, и глаголя: «Воля господня да будеть. Якоже годе бысть господеви, тако и будет. Воли бо его кто противиться?». Глагола ему Дмитрей Боброков Волынець: «Господине княже, не подобает тебе сего в полцех поведати никомуже, да не оскорбятся и уныют сердца многых. Но с верою и с милостынею призывай господа бога на помощь, и пречистую богородицу, и великого чюдотворца Петра, и вся святыа, и вооружайся животворящим крестом Христовым, то бо его велие оружие-непобедимое на враги видимыа и невидимыа».
Волком же, страшно всю нощь выющим, и толико их бе множество, яко со всеа вселенныа снидошася, и враны, грающе и кричяще, и орлы, клегщуще страшно зело всю нощь.
Тогда же убо той нощи муж некий, именем Фома Кацыбей,* иже бысть некогда разбойник и в покаание приде, бысть же крепок и мужествен зело, и того ради поставлен бысть стражем от великого князя на реце на Чюре Михайлове* на крепкой стороже от татар. Сего убо уверяа, бог откры ему видение в нощи сей: виде на воздусе от востока полк ве-лий зело, и се внезаапу на той полк от полуденьныа страны приидоша два юноши светлы* зело со оружии и начаша полк сещи, глаголющи: «Кто вам повеле погубляти отчество наше?». И овех избиша, овех же отгнаша.
И тогда в той же нощи видение видеша Василей Капица да Семен Антонов: видеша от поля грядуща множество ефиоп в велицей силе, ови на колесницах, ови на конех,* и бестрашно видети их. И абие внезаапу явися святый Петр, митрополит всея Русии, имея в руце жезл злат, и прииде на них с яростию велиею, глаголя: «Почто приидосте погубляти мое стадо, егоже ми дарова бог съблюдати?». И нача жезлом своим их прокалати, ови же на бег устремишася, и ови избежаша, дру-зии же в водах изстопоша, овии же язвени лежаша. И сии вси сказаша вся видениа сиа великому князю Дмитрею Ивановичу. Он же повеле им никому же сего поведати. И начят со слезами молитися господу богу, и пречистей богородице, и великому чюдотворцу Петру, хранителю Русской земле, и святым мучеником Борису и Глебу,* да избавят их от татарскиа сиа ярости, и да не поперут святаа пси,* и да не поясть татарьскый мечь православнаго христианьства.
Тоя же нощи, утру свитающи, месяца сентября в 8 день, на праздник Рожества пречистыа богородицы, и возходящу сълнцу, бысть мгла велия по всей земле, аки тма, и до третьяго часа дни, и потом нача убы-вати. Князь велики же отпусти брата своего из двуродных князя Володимера Андреевича вверх по Дону в дубраву западной полк, дав ему достойных из своего двора избранных. Еще же отпусти с ним известнаго воеводу Дмитреа Боброкова Волынца, еще же устрой той воевода Дмитрей и полки.
И изполчишася христианьстии полци вси. И возложиша на себе доспехы и сташа на поле Куликове, на усть Непрядвы реки. Бе же то тюле велико и чисто и отлог велик имеа на усть реки Непрядвы.
И выступиша татарскаа сила на шоломе, и поидоша с шоломяни. Тако же и христианскаа сила поидоша с шоломяни и сташа на поле чисте, на месте тверде.
Князь велики же Дмитрей Иванович преседаше чясто с коня на конь и яздяше по полком и глаголаше со слезами сице: «Возлюбленнии отцы и братиа, господа ради
Утвердив же их, князь великий и прииде под свое знамя черное,* и съседе с коня своего, и совлече с себя приволоку свою царскую. И призвав любимаго своего, егоже любляше паче всех, Михаила Андреевича Бренка,* и тому веле всести на конь его, и приволоку свою царскую возложи на него, и всею угварию царскою украси его, и то свое великое знамя черное повеле рынде своему над Михаилом Андреевичем Бренком возити. И взем святый крест, на нем же бе воображены страсти Христовы,* в нем же животворящее древо,* и возплакав рече: «На тебе все упование мое, Христе боже! Ты ми силою креста твоего-даждь победу на враги моя, якоже древле Констянтину».*
Тогда приидоша к нему посланницы от игумена Сергиа Радонеж-скаго с благословением, написание имуще сице: «Да будет ти господь бог помощник, и пречистаа богородица, и святый чюдотворець Петр». И приела к нему хлебець пречистыа богородицы.* Князь велики же сьяде той хлеб святый, и простре руце свои и велегласно возопи: «Велико имя пресвятыа троицы! Пресвятаа госпоже богородице, помагай нам! Тоя молитвами, Христе боже, и святаго чюдотворца Петра, и великого святителя Киприана митрополита, и преподобнаго игумена Сергиа помилуй и спаси нас от бесермен сих, въоружившихся на нас!».
И повеле полком своим вмале выступити. Бе же полцы его передо-выа воеводы его Дмитрей Всеволож да Володимер, брат его; с правую же руку прииде Микула Васильевич, да князь Семен Иванович, да Семен Мелик со многими силами. И бе уже шестый час дни. Сходящимся им на усть Непрядвы реки, и се внезаапу сила великаа татарьскаа борзо-с шоломяни грядуще, и ту пакы не поступающе, сташа, ибо несть места, где им разступитися. И тако сташа, копиа подкладше, стена у стены, кождо их на плещу предних своих имуще, преднии краче, а заднии должае. А князь велики такоже с великою своею силою русскою з дру-гаго шоломяни поиде противу им. И бе страшно видети две силы великиа, сънимающеся на кровопролитие, на скорую съмерть. Но татарьскаа бяше сила видети мрачна потемнена, а русскаа сила видети в светлых доспехех, аки некаа великаа река лиющися, или море колеблющеся, и солнцу светло сиающу на них и лучя испущающи, и аки светилницьг издалече зряхуся.
Нечестивый же царь Мамай с пятма князи болшими взыде на место высоко на шоломя, и ту сташа, хотя видети кровопролитие человеческое и скорую смерть.
И уже комуждо урок житиа приде и конець приближися. И начаша преже съеждатися сторожевыа полки русскиа с татарьекыми. Сам же князь великий наперед в сторожевых полцех ездяше и, мало тамо
