самовыражения. По сути, человек тем самым говорит: «Я не могу». Если преобразовать это в сознательно выражаемое «Я не буду», то можно высвободить напряжение. Аналогичным образом, почувствовав и выразив свою враждебность словами «Я тебя ненавижу», пациент может позднее искренне сказать «Я тебя люблю». По мере того как эти чувства выходят на поверхность, возвращаются вытесненные воспоминания детства. Поэтому телесная работа должна сопровождаться соответствующим анализом, что поможет преодолеть разрыв между прошлым и настоящим.
Параллельная работа на обоих уровнях, физическом и психологическом, позволяет пациенту идентифицировать себя с потерянным ребенком, принять его и интегрировать со своим взрослым взглядом на жизнь. Это расширяет его самоосознание и освобождает творческий потенциал.
д) Человек, который находится в контакте со своим внутренним ребенком, является подлинным социальным существом. Неслучайно первобытным людям, с их общественным укладом жизни, свойственны детские качества. Дети от природы в большей степени, чем взрослые, склонны к единению и идентификации с окружением. Чувство индивидуальности — это порождение эго, которое направлено на поощрение и поддержку уникальности и независимости отдельного человека. Когда эго диссоциировано от тела, взрослый оказывается отделен от ребенка, которым он был когда-то. При таких обстоятельствах индивидуальность оборачивается изоляцией, уникальность — отчуждением, а независимость — одиночеством.
Социальное сознание — это созданный эго заменитель свойственного детям чувства принадлежности и естественной готовности быть частью группы или сообщества. Для современного человека это не более чем попытка компенсировать собственное отчуждение и изоляцию, которая не может в полной мере заменить собой чувство общности, которого сегодня так не хватает людям. Чувство общности основывается на физическом участии в общем деле. Пионеры, солдаты и группы активистов могут испытывать это чувство, но оно сильно отличается от идентификации, базирующейся на чувстве вины и денежных отношениях.
Е) Дети также находятся в большей гармонии с природой, чем взрослые. Они ближе по духу к природным явлениям, ибо все еще чувствуют себя частью естественного окружения. Эксплуатация природы ради удовлетворения желаний эго не входит в их жизненные интересы. Когда человек теряет жизненно важную связь с внутренним ребенком, он также теряет уважение и благоговение, испытываемое ребенком к природной жизни.
Творческий человек с теплотой относится к ребенку, распознавая в нем родственную душу. Он радуется детям, своим собственным и чужим, поскольку каждый ребенок — это новая жизнь, приносящая свежее дыхание энтузиазма в общий поток жизни. Он делится своим удовольствием с детьми, ибо это усиливает интенсивность его собственных переживаний. Ему хочется, чтобы каждый ребенок познал ту радость жизни, которая течет естественным потоком в свободном следовании спонтанным импульсам. Ему самому посчастливилось познать эту радость. При виде ребенка, которому плохо, он всегда чувствует его боль, ибо в сердце своем он тоже ребенок.
Самореализация
Никому из пациентов не удается в процессе терапии полностью разрешить свои конфликты или высвободить все напряжения. На то есть две причины. Первая заключается в том, что психологические и физические паттерны подавления настолько глубоко структурированы в личности, что не могут быть полностью устранены. Я не раз демонстрировал своим пациентам, что Нельзя полностью стереть проведенную карандашом линию на листе бумаги. Всегда остается какой-то след. Точно так же наш опыт выгравирован в наших телах. Вторая причинавтом, что травмирующий опыт индивида — это часть его жизни, и он не может быть отвергнут или проигнорирован. Однако его можно подавить или принять. Если он подавляется, то становится для человека источником проблем. С другой стороны, через его принятие и понимание человек может расширить свое восприятие и повысить чувствительность. И он может послужить исходным материалом для творческого процесса.
К счастью, пациенты не просят, чтобы их переделали заново. Они лишь хотят снова почувствовать, что жизнь может доставлять удовольствие. Когда-то у них было это чувство, поскольку именно на нем основаны их мечты о счастье. Сама мысль, что это чувство, возможно, предполагает, что оно знакомо человеку. Я не уверен, что человек мог бы выжить, если бы у него, когда он был ребенком, не было хотя бы нескольких моментов радости. Воспоминания, пусть даже очень смутные, об этих переживаниях поддерживают его дух в тяжелых ситуациях, с которыми он позднее сталкивается. Каждый пациент, который побывал у меня, несмотря на свое отчаянное положение или серьезность нарушения, мог припомнить подобные моменты. Он хочет вновь ощутить эту радость, но уже не как воспоминание, а как реальное переживание, вызванное настоящими событиями. Он хочет понять, что в прошлом привело к утрате этого чувства, и узнать, как избежать в будущем повторной потери.
Трудность достижения этих целей заключена в процессе обновления. Пациенту необходимо пережить свою жизнь заново, в полном объеме, каждое чувство и каждую мысль, возможно даже действие. Он проходит все заново, но двигаясь в обратном направлении, от настоящего к прошлому. Благодаря этой обратной последовательности он может опираться на реальность. Он должен знать, кем он является сейчас, чтобы понять, как он таким стал. Настоящее можно понять только через прошлое, однако прошлое само по себе имеет значение только потому, что оно повлияло на настоящее. Я подчеркиваю это потому, что у пациентов, как и у большинства остальных людей, есть склонность или игнорировать прошлое, или жить в нем. И то, и другое отношение нивелируют значение настоящего и, следовательно, значение «Я». Человек должен принять то, что случилось в прошлом, а не путать его с настоящим.
В этом движении в обратном направлении, от взрослого к юноше, далее к ребенку и младенцу человеку предстоит столкнуться с той самой ситуацией, которая привела к замене истинного «Я» образом эго. Толчком для событий, в ходе которых чувство невинности ребенка сменилось чувством вины, послужило его противостояние с родителями. В этом противостоянии ребенок сперва чувствовал себя правым. Однако после неудачных попыток изменить родительскую установку это чувство сменилось ощущением собственной неправоты. Чувство неправоты оказалось невыносимой ношей, и в итоге, подчинившись родительской власти и приняв точку зрения родителей, ребенок оказался на стороне правых, но потерял свои права. Этот переход (от чувства правоты к чувству неправоты, от чувства невинности к чувству вины) не был связан с сознательным решением. Он происходил постепенно, по мере подавления негативных и враждебных чувств и их последующего замещения мыслями и установками, более приемлемыми для родителей. Следовательно, его невозможно вспомнить как какое-то конкретное событие и необходимо воссоздать из разрозненных воспоминаний о прошлом опыте. Однако эти воспоминания связаны с подавленными чувствами и не могут быть вызваны, пока чувства не будут реактивированы.
Реактивация подавленных чувств в процессе терапии происходит трудно. Этому противостоят с одной стороны эго-защиты, с другой — страх перед подавленными чувствами. Благодаря подавлению чувств, эго удалось создать относительно безопасные условия для личности, и оно не готово рисковать этой защищенностью, вызывая прошлые конфликты. Такая позиция эго подкрепляется страхом пациента перед интенсивными чувствами. Пациент боится, что его гнев выйдет из-под контроля и перерастет в ярость или бешенство. Он боится, что его полностью поглотит горе или он будет подавлен своим отчаянием. Он боится, что страх сменится паникой или ужасом и полностью парализует его. Когда эти чувства пробуждаются, они становятся для человека реальностью, так что его страх перед ними вполне обоснован.
Ситуацию еще больше усугубляет возникающее у пациента в процессе терапии чувство беспомощности, которое также было частью исходной ситуации, приведшей к подавлению чувства. Ребенок вынужден был отказаться от противостояния с родителями, иначе возникала опасность, что откажутся от него самого. Родители прибегают к отказу в своей любви или угрозе такого отказа как средству контроля над ребенком. Чувство беспомощности снова поднимает проблему выживания, проблему, которая, не получив решения, была отправлена в бессознательное. Поскольку самоотречение способствовало
