хозяин уже косился, вон та черненькая климактеричка нас выкупила… Я еще в реальном учился, в последнем классе… Берти… будь добр домой… Гроза.
Но Альберт уже не смотрел на томного, вспотевшего до бисерного блеска Мишеля.
Он привстал, слишком тяжело оперся на трость с янтарным “яблоком”.
Князь, сутулясь, вышел подышать на лестницу.
Средний план. Постановка рассеянного света.
Ступеньки уводят вверх, истоптанный гуцульский палас с узором, спит, свесив щеку на плечо увечная Клавка-безноженька, и скрипач спит под вешалкой, и доверху полна купюрами и двугривенными коробка из-под торта. Ленивыми клубами слоится дым.
Лампы совсем тусклы, фитили умирают к утру,
У полукруглого оконца жадно курил в фортку гость средних лет.
Альберт примостился рядом, закинул ногу на ногу, некстати выскочила из под брючины треугольная резинка носка.
- Дышите?
- Так.
Гость крепко провернул окурок, прямо на крашеном подоконнике, обернулся.
Хитиновое обветренное лицо без мимики. Будто запечатанный конверт. Высокие залысины на висках. Идеальная полоска усов, татарские скулы, загнутые уголки целлулоидного воротника, пристойный визитный костюм. Голос резкий, с патефонной интимной гнуснецой. Протянул плоскую сухую ладонь.
Вадим Ропшин. Взаимно. Давно здесь?
- Эльстон, - нехотя признался Альберт. - С открытия.
- Знаю, - сморщил щеку Ропшин. - И как вам это всё?
- Дерьмо.
- Зря. Люди читают стихи.
- Вы всегда говорите, как рубите тесаком колбасу?
- Это просто. А вы - хам.
- Повод для драки?
- Отнюдь нет.
Ропшин сцепил чистые пальцы и сильно хрустнул фалангами. Повторил, как раскусил орех.
- Стихи.
- Вы поэт? Я так и думал. - Альберт переглотнул кадыком и подпер кулаком подбородок.
- Нет. Просто так.
Два серых с синими подглазьями от бессонницы и трезвого пьянства мужчины стояли друг против друга и слушали, как бьется посуда в зале, как всхрапывает во сне калека Клавка, как шаркают по полу подошвы танцующих пар и блямкает невменяемое пианино…
Синий быстрый сполох за лимонными стеклами оконца.
Ропшин покачался с носка на каблук и выговорил, ткнув указательным пальцем в лоск своих бальных туфель:
- Обувь сшита из кожи американского буйвола. Единственный заказ. Буйволы вымерли.
И вы правы - это - дерьмо. Хотите меня послушать, Эльстон?
- Хочу. - Альберт тронул бровь мизинцем и колко хихикнул.
- Хорошо. - и столь же скупо, без интонаций Ропшин заговорил размеренно, как гипнотизер :
- На полу игрушки:
Безухий мишка.
Безногая кошка,
И стойкий оловянный солдатик,
И пушка.
Прильнув к окошку,
Маленький мальчик Вадик
Шепчет розовыми губами:
“Дождик, дождик, перестань,
Мы поедем на Йордань…”
А из-под мышки
Кукла Аришка
