Средний план. Натура
Тесная полутемная комната. Разномастные кресла, обшарпанная конторка, пыточного вида рейки с зажимами для шеи, к стене прислонены легкие холстины на распорках - дымно намалеваны горные пейзажи, кавказские пиршества с барашком и полной луной, средневековый замок на горе, рыцарь с вырезанным овалом лица, безликая дева на крупе белой лошади. Тряпьем накрыт аппарат на черных козьих копытцах треноги. Налеплены на обои вкривь и вкось портретные карточки - групповые портреты ушастых подростков в фуражках, невесты с женихами, младенцы в кружевах.
В окошко за отодвинутым плюшем гардины виднеется вывеска “Фотографическая мастерская Кардамонов и сын”.
Табличка на стеклянной двери - изнутри видна надпись “закрыто” .
Рука в белейшей шулерской перчатке бережно переворачивает ее.
Теперь слово “открыто” глядит в комнату.
Крупный план.
В кресле, как чучело человека, торчит Поланский. Шныряет глазами. Кулаки на подлокотниках сведены.
Крупный план.
Альберт оборачивается от двери, разводит руками, прекрасно артикулирует белозубой улыбкой:
- Мосье Поланский! Я несказанно счастлив Вашему визиту. Увы, обстановка ничтожная, мой друг Кардамонов сегодня именинник, вот и предоставил для нашей беседы эту скромную студию. Чувствуйте себя, как дома. Хотите конфету? Здесь где- то была початая жестянка монпансье.
Князь четко прошелся из угла в угол, глянул в жестянку, и скривился:
- Прошу прощения… Засахарились… И мышки напачкали.
Он по-дамски боком присел на ручку кресла.
Стряхнул щелчком пальца пепел с папиросы на лацкан Поланского.
- Зачем это все? - всхлипнув носом, спросил репортер.
- Я хочу Вас, Поланский.
- Что? - репортер собрал лоб в гармошку и обмяк.
- А что вам непонятно? Я обожаю искусство. Во всех его проявлениях. У вас бойкое перо, хватка, чувство момента. Время многотомных эпопей и энциклопедий прошло. Будущее за прессой. Десятая муза в грязных панталонах. Лента новостей. Быстрые мысли. Одноклеточные фельетоны. Раскаленный, как арахисовое масло - скандал. Впрочем, и потухший, с душком, товар публика тоже раскупает споро. Согласитесь, мог ли я спокойно пройти мимо вашего таланта?
- А, так вот к чему вы клоните, князь, я бы выразился… - Поланский раздраженно отмахнулся ладонью - Альберт пускал ему дым в лицо. - Мои статьи?
- Совершенно верно. Они великолепны. Рельефные характеры, банкетная сервировка фактов, поэтом можешь ты не быть, но “гражданиномъ” быть обязан… Я скупил все выпуски, читал неотрывно. Потом решился извлечь вас. И лично выразить свое восхищение.
- Вы требуете прекратить? Но похищение, рукоприкладство, ерничество, все это, я бы, выразился - мальчишеские игры! Извольте немедленно выпустить меня!
- Вы не романтик, Поланский. Своим кудахтаньем, вы вносите досадный диссонас в короткое свидание. - Альберт, скорбно стянул перчатку по пальцу и рассмотрел перламутровый маникюр на правой ладони. Скусил заусенец с безымянного.
- Итак. Господин репортер. Я не цензор и не моралист. Если бросить дело на полдороге будет хуже. Все равно, что вуайера оттащить от замочной скважины в женской бане. Он начнет грызть ногти, потеть и фантазировать. Есть иной способ: отвлечь.
- Извольте отпереть дверь!
Лицо Альберта стало пергаментно и мертво.
- Хорошо. Я отопру дверь, позову моих друзей и оставлю вас наедине. Милейшие люди - один из них цирковой борец, чемпион между прочим, второй - бывший налетчик из Харькова. Вы будете довольны.
Он поцокал в стекло перстеньком на мизинце.
С улицы заглянули в окно два одинаковых плоских бойцовских лица, черные шляпы, сонные маслины глаз.
- Не надо! - заколыхался Поланский - я готов выслушать!
- Вы профессионал, и лучше меня знаете, из каких последних событий можно состряпать сенсацию. Читатель должен переключиться. Ну не собирались же вы до конца света потчевать подписчиков … бреднями половых органов моих интимных друзей.
- А… Так вам потребна “тэма”.
Альберт удивился:
- Позвольте?
- Ну, городской случай, событие, курьез. На “арго” газетчиков: тэма или мясо.
- Да. Я хочу мяса.
- Хмм… - Поланский вытянул губы трубкой, освоился в кресле и порозовел.
