банку, и перешел к следующей березке. Вскоре под всеми тремя деревьями стояли банки, в которые я, несмотря на конец лета, все же надеялся набрать необходимого для лечения Вани березового сока. Закончив с банками, я прошел в огород, где сорвал несколько помидоров, огурцов и синеньких и вернулся в дом. Ваня сидел на лавке, оглядывая помещение. Увидев меня, он улыбнулся, и сразу же закашлялся. - Сейчас попаримся, потом поужинаем, а потом я начну тебя лечить, - по глазам мальчика было видно, что он хочет меня о чем-то спросить, и я решил помочь ему, - что, интересно тебе здесь?- Дядь Серафим, а у вас нет детей?Вопрос, что называется, застал меня врасплох. - Нет, - я развел руками, - не сложилось как- то.- И жены у вас не было? - Не унимался Ваня.- Вот что, - я указал ему на овощи, - ты, давай-ка, помой это, и сложи вон в ту миску, а я пока схожу, посмотрю, как там банька.Выходя из комнаты, я обернулся и добавил:- Потом поговорим. В бане было тепло - температура уже поднялась выше шестидесяти. В баке воды было немного, и я за две ходки к колодцу, наполнил его. За это время температура приблизилась к семидесяти. Подкинув еще пару дров, я пошел в дом. Отмытые и полные полезных витаминов овощи, уже лежали в миске. Я прошел в комнату и, достав из шкафа пару чистых простыней, кивнул Ване:- Ну, пошли, будем отмывать тебя от городской пыли. Ваня соскочил с табурета, на котором сидел, подбежал ко мне и спросил, глядя мне в глаза:- Дядь Серафим, а у вас что, нет телевизора? Я усмехнулся и, слегка подтолкнув его в спину, ответил:- А зачем он мне? Здесь все равно плохо показывает. Да и времени у меня не бывает, перед ящиком деревянным сидеть. Ну, пошли, пошли....Банька вышла знатной. И температура, и влажность, и веники - все было именно то, что нужно. Или может мне, соскучившемуся по всему этому, так показалось? Вряд ли. В какой-то момент я даже подумал, что не только я рад своему возвращению, но и мне здесь очень рады. Но, это, конечно, была всего лишь моя фантазия. Как и то, что дом мог обидеться, а потом простить...Ванька, которого я осторожно постегивал свежим березовым веничком, терпеливо сносил мои удары, и лишь однажды попросил открыть окошко - температура поднялась до восьмидесяти градусов и не привыкшему к такому пареньку, было жарковато. Я открыл маленькое окошко, и увидел идущую по дороге к моему дому Анну. С ней была какая-то женщина, которую в сгущающихся сумерках я сразу не узнал. Я облился холодной водой, чувствуя, как в меня, в буквальном смысле вливаются силы, о природе которых чуть было, не позабыл, всего-то месяц с лишним находясь вдали от дома. Правду говорят, дома и стены помогают. Ваня, который после отмывки превратился в симпатичного рыжеволосого мальчонку с кучей веснушек на носу, оживал буквально на глазах. Балуясь, и шаля, он схватил тяжелое ведро, и опрокинул его на себя, в точности повторив мои движения. В его визге было столько счастья, что я вдруг с горечью подумал о том, что судьба обошлась со мной довольно жестоко, так и не наградив родным дитем. Выйдя в предбанник, мы наскоро обтерлись сухими простынями. Ваня что-то рассказывал, но я думал о другом, и его слова проходили мимо моих ушей - я вспомнил большую треугольную ванну, в которой мы частенько сидели с Марией, и мне стало немного грустно. Быстро одевшись, я подхватил на руки завернутого в полотенце Ваню, и вышел во двор. Вечер был волшебным. Воздух, напоенный дивными ароматами, мягкая, словно бархатная трава под босыми ногами, легкий шелест листвы - разве можно сравнить это с гудящим, искрящимся, дымным и суетным городом?! Я все больше склонялся к мысли, что правильно поступил, вернувшись сюда - в городе я не чувствовал себя своим. Даже в минуты близости с Марией, я понимал, что мое место здесь!Анна и Ангелина (я вспомнил, что это она, лишь, когда мы вышли из бани) сидели на крылечке. Ангелина молча слушала неудержимую Анну, лишь иногда кивая головой, словно соглашаясь с ней. Увидев нас, обе женщины встали, и Анна, набрав в легкие побольше воздуха, снова затараторила со скоростью, которой позавидовал бы и самый скорострельный пулемет.- Серафимушка, я тут побегала, кое- что для мальчонки принесла, и еще покушать вам прихватила, и еще вот, Ангелиночку встретила, так она, узнав, что я иду к тебе, попросилась со мной, что же я ей отказывать буду? Выпалив все это в одну секунду, Анна уставилась на Ваню, которого я держал на руках, снова набрала воздуха, но я решительно поднял руку, останавливая ее.- Спасибо Анна, - повернувшись к Ангелине, я выждал мгновение, глядя в ее грустные глаза, и спросил, - давайте в дом, а то мы после баньки. Ангелина и Анна пропустили нас с Ваней вперед, и тоже вошли в дом. Анна пыталась что-то сказать, но увидев мой взгляд, осеклась. Правда, ненадолго. Развязав большую котомку, она начала доставать оттуда детские вещи, зачем-то примеряя их на себе и, естественно, вновь заговорила:- Вот, это я у Митриевны нашла, после Павлика осталось, а эти рубахи у Зинаиды взяла - ее-то уже подрос, а новых, вроде, заводить не собираются.
Хихикнув, Анна достала большую банку тушеных овощей, несколько печеных картофелин, буханку черного хлеба, с десяток крупных куриных яиц, и с гордостью поставила все это на маленький стол.Я подхватил вещи, которые она принесла для Вани, и прошел в комнату. Поставив Ваню на пол, я протянул ему одежду, но не успел ничего сказать, потому что вновь послышался голос Анны. Она говорила громко, словно опасалась, что за время отсутствия я оглох. - Я сейчас вам чаек сварю, и овощей нарежу. Мы когда пришли, я так и сказала Ангелине, что вы приготовили помидоры с огурцами, чтобы поужинать - с дороги же. А с синенькими-то что делать? - Анна заглянула в комнату, - Может, пожарить? А то тушить-то долго... Я кивнул ей.- Да, спасибо Анна, сделай что-нибудь, - повернувшись к Ване, я негромко сказал, - ты примерь пока, а я схожу, поговорю с женщинами.Ванька задорно подмигнул мне, и начал примерять вещи...Мы с Ангелиной сидели на крыльце, где нам не могла помешать вечно болтающая Анна, и я слушал ее странный рассказ. - Катерина, совсем плохая стала, - тихо говорила Ангелина, глядя себе под ноги, - раньше-то только в полнолуние, а теперь..., а теперь каждый день, считай, кричит, посуду бьет, еду выбрасывает. Умирает она, Серафим, сердцем чую, недолго ей осталось. Ангелина бросила на меня быстрый взгляд, словно надеясь, что я вот так, сразу выдам ей рецепт лечения душевнобольного человека. Я знал, что ее младшая сестра с детства была такой, и Ангелина была права, когда говорила, что в те ночи, когда Луна прибывала, состояние сестры ухудшалось, и ее приходилось привязывать, чтобы она не поранила себя. Знал я и трагедию самой Ангелины - когда-то у нее сорвалась свадьба с любимым человеком, и все по той же причине. Какой-то "умник" шепнул жениху, что если в роду жены есть полоумные, то и их детям, или внукам эта беда может перейти по наследству. И осталась девушка одна со своей бедой, и больной сестрой. Я вздохнул. Не из сочувствия, не из приличия, а от собственного бессилия.- Ангелина, нет на земле того, кто мог бы помочь ей, - я положил руку на ее сцепленные в замок пальцы, - только Господь в силах изменить это. И если уж он решил, что пришла ей пора, то кто я, чтобы пытаться помешать ему? Она и так, благодаря тебе, столько лет была почти нормальным человеком - видно любовь твоя к ней так сильна, что и сам Господь не хотел отнимать ее у тебя. - Не могу я больше, - женщина еле сдерживала рыдания, - и привязывать ее не могу, и слышать, что кричит, как убивает себя, тоже не могу! И ведь как все резко началось, - она посмотрела на меня, и снова опустила голову, - как ты уехал, так, считай, все и началось. Когда корова этих, татар наших, померла, так Катя всю ночь не спала, все охала. А когда Вероникин муж, пропойца этот пропал, так и Катерина на следующий день начала кричать, что утащили его черти, и всех утащат! У женщины беда, а Катька орет так, что на полсела слышно. Уж я ее и так, и этак, а она только носится по дому, все сбрасывает и кричит...- Что кричала-то? - Не знаю почему, но что-то не нравилось мне в ее словах. Очень не нравилось. - Что кричала..., да я уже точно не помню. Кажется, что сердце Володькино ведьма съела, а головою черти играют. И откуда, только узнала, что пропал?! Ведь я ей ничего не говорила, а соседи..., сам знаешь, кто будет с полоумной разговаривать?! - Ангелина, а ты вспомни точнее, когда она начала кричать? До того, как ты узнала, - несмотря на теплый вечер, я чувствовал неприятный, пробирающий до костей озноб.- Так я о том и говорю, - Ангелина снова посмотрела мне в глаза, - еще и Вероника сама думала, что Володька опять загулял со своими дружками, а Катя уже кричала про чертей!Она помолчала немного, но я не мешал, хотя мне не терпелось задать ей еще пару вопросов. - А потом, дней через десять, Иннокентий Савельич пропал...- Что, она и про него что-то говорила? - Перебил я ее.- Не говорила, - Ангелина подняла голову, - кричала, что наказал его бог за грехи его, что печенку его бесы делят, поделить не могут! Ой, не могу я больше Серафим, сил моих больше нет терпеть это! Каждый день, как в аду - кричит, бьет все в доме! - А когда она о председателе начала кричать, не помнишь? - Как это забудешь?! Как ушел Савельич, так считай и началось. Вот с того дня она и не унимается. Мне уже и участковый наш говорил, давай, мол, Ангелина, отвезем Катьку в больницу. А как я ее отвезу?! Умрет она там, сразу умрет! Кто о ней заботиться будет? Не нужна она никому!Ангелина все же не выдержала, и заплакала, уткнувшись в ладони. Я погладил ее по голове - от женщины исходила такая волна печали, что мне стоило определенных усилий не поддаться ее настроению, и не зарыдать вместе с ней. Когда-то и я пытался помочь Катерине, заговоры шептал, травами пытался лечить, чтобы как-то успокоить ее нервную систему, но все было без толку - наступало полнолуние, и ничего не помогало: ни травы, ни молитвы. - И сегодня, - сквозь слезы сказала Ангелина, - такое кричала, что я не выдержала,
