помощь'.
Это было правдой. Медная Бестия в маске кабана предложил носильщику бурдюк с водой. 'Я думаю, что должна быть благодарна маленьким победам', — сказала королева
'Один шаг, затем еще один, и вскоре мы уже будем бежать. Вместе мы сделаем новый Мирин.' Улица впереди них наконец очистилась. 'Можем ли мы ехать дальше?'
Что она еще могла сделать кроме как кивнуть? Один шаг, затем еще один, но куда я иду?
У ворот бойцовой ямы Дазнака два возвышающихся бронзовых война застыли в смертельном поединке. Один был вооружен мечом, второй топором, скульптор изобразил их убивающими друг друга, их мечи и тела образовывали сводчатый проход наверх.
Искусство смерти, подумала Дени.
Она видела бойцовые ямы много раз со своей террасы. Самые маленькие усеивали лицо Мирина, как оспинки, большие же были как плачущие раны, красные и кровоточащие. Хотя ни одна не сравнилась бы с этой. Силач Белвас и сир Баристан расположились по разным сторонам как только она и её лорд-муж прошли под бронзовыми статуями, и оказались на краю огромной кирпичной чаши, опоясанной по кругу рядами разноцветных скамеек, ярусами уходящих вниз.
Хиздар зо Лорак ввел её вниз, через черные, фиолетовые, синие, зеленые, белые, желтые и оранжевые (скамейки) к красной, где кирпич принял цвет песка под ногами. Вокруг них уличные торговцы продовали колбасу из собачатины, жареный лук, нерожденных щенков на палочках, однако Дени не нужно было ничего из этого. Хиздар запасся коробкой с бутылками охлажденного вина и воды, с рисом, финиками, дынями и гранатами, орехами и перцем и большой чашой с саранчи в меде. Силач Белвас проревел «Саранча», схватил чашу и начал поедать её горстями.
— Вот эти очень вкусные, — посоветовал Хиздар. — Ты должна сама попробовать, любовь моя. Их сначала обваляли в специях, а потом уже в меду, поэтому они и сладкие, и острые.
— Тогда понятно, почему Бельвас потеет, — сказала Дени. — Полагаю, я обойдусь фигами и финиками.
Над ямой сидели Милости в струящихся одеяниях разных цветов, сплотившись вокруг строгого силуэта Галаззы Галаре, которая, единственная среди них, была в зелёном. Великие Мастера Меерина занимали красную и оранжевую скамейки. Женщины носили вуали, а мужчины покрыли свои волосы лаком и начесали их в виде рогов, рук и пик. Родня Хиздара, древняя семья Лораков, предпочитали токары лилового, фиолетового и индигового цветов, а Палы были одеты в белое и розовое. Юнкайские посланники все были в желтом и сидели в ложе перед королевской, со своими рабами и слугами. Мееринцы не столь высокого происхождения заполняли верхние ярусы, подальше от арены сражений. Черные и фиолетовые скамьи, самые высокие и дальние, полнились освобожденными и прочим простонародьем. Наемники также разместились наверху, как заметила Дейенерис, и капитаны были с ними, наравне с прочими. Она заметила обветренное лицо Бурого Бена, длинные огненные косы и усы Кровавой Бороды.
Ее лорд-муж встал и поднял руки.
— Великие Мастера! Моя королева прибыла сегодня, чтобы показать, как она любит вас, ее народ. Ее милостью и с ее позволения я даю вам ваше смертельное искусство. Меерин! Покажи свою любовь Королеве Дейнерис!
Десять тысяч глоток проревели свое «спасибо»; потом двадцать тысяч; потом все. Они не называли ее по имени, которое лишь немногие из них могли произнести. 'Матерь!' — кричали они вместо того; на старом мертовм наречии Гиза — «Миса». Они топали ногами, стучали по животам и кричали 'Миса, Миса, Миса', пока вся яма не задрожала. Дени позволила звуку окутывать себя. Я не ваша матерь, могла бы она закричать в ответ, я мать вашим рабам, мать каждого мальчика, который когда-либо умер на этом песке, пока вы пожирали саранчу в меде. За ней Резнак наклонился и прошептал ей на ухо: 'Великолепная, слышите, как они любят вас!'
Нет, она знала, что они любят их смертельное искусство. Когда приветствия смолкли, она позволила себе сесть. Их ложа находилась в тени, но в голове стучало.
— Чхику, — позвала она, — сладкой воды, пожалуйста. В горле пересохло.
— Сегодня Краззу будет принадлежать честь первого убийства, — сказал ей Хиздар. — У нас никогда не было лучшего бойца.
— Бельвас Силач лучше, — настаивал Бельвас Силач.
Кразз был мееринец низкого происхождения — высокий человек с щеткой жестких красно-черных волос, рассыпающихся от макушки. Его соперником был чернокожий копейщик с Летних Островов, и его быстрые атаки на некоторое время приперли Кразза к стене, но потом он поднырнул под копьё своим коротким мечом — а дальше осталось лишь доразделывать соперника. Когда дело было сделано, Кразз вырезал сердце чернокожего, поднял его, красное, истекающее кровью, над головой, и откусил кусок.
— Кразз считает, что сердца храбрых мужчин сделают его сильнее, — объяснил Хиздар. Чхику пробормотала что-то одобрительное. Однажды Дени пришлось съесть сердце жеребца, чтобы оно дало силу ее нерожденному сыну… но это не спасло Рейего, мейега убила его во чреве матери. Три измены предстоит тебе познать. Мейега была первой, Джорах вторым, Бурый Бен Пламм третьим. Значит ли это, что новых предательств можно не ждать?
— Ах, — сказал довольно Хиздар. — Сейчас выйдет Пятнистый Кот. Посмотри как он двигается, моя королева. Поэма на двух ногах.
Противник, которого Хиздар выставил для ходячей поэмы, был высок, как Гохор, и широк, как Бельвас, но медлительнее. Они сражались в шести футах от ложи Дени, и тут Пятнистый Кот подрезал противнику ногу. Тот упал на колени, и Кот наступил ему на спину, схватил за голову и раскроил горло от уха до уха. Красный песок впитал его кровь, а ветер унес последние слова. Толпа вопила в восхищении.
— Плохая битва, хорошая смерть, — сказал Бельвас Силач.
— Бельвас Силач ненавидит когда они кричат. Он съел всю медовую саранчу. Он рыгнул и сделал большой глоток вина.
Бледные квартийцы, чернокожие жители Летних Островов, меднокожие дотракийцы, тирошийцы с голубыми бородами, овечьи люди, замкнутые браавосцы, выходцы из Йогос Наи, пестрые и низкорослые жители джунглей Сотороса — со всех концов света они пришли сюда, чтобы умереть в Яме Дазнака.
— Вот этот очень многообещающий, сладкая моя, — сказал Хиздар о юноше-лиссенийце с длинными светлыми волосами, что развевались по ветру… но противник схватил эти волосы, и мальчик потерял равновесие, а тот выпустил ему кишки. Мертвый, он выглядел еще младше, чем с клинком в руке.
— Мальчик, — сказала Дени, — Он был еще совсем мальчик.
— Ему было шестнадцать, — настаивал Хиздар. — Взрослый мужчина, сам решивший рискнуть своей жизнью ради золота и славы. Дети не будут умирать сегодня в Дазнаке, как решила моя нежная мудрая королева.
Еще одна маленькая победа. Может быть я не могу сделать своих людей хорошими, говорила она себе, но, по крайней мере, я должна сделать их не такими плохими. Дейнерис запретила бы и бои между женщинами, но Барсена Черноволосая возразила, что она имеет такое же право рисковать своей жизнью как и любой мужчина. Королева также пожелала запретить дурацкие комичные бои, где калеки, карлики и старухи бились с дровосеками, факирами и кузнецами (предполагалось, чем более неподходящими друг другу были бойцы, тем смешнее были комичные бои), но Хиздар сказал, что люди полюбят ее больше, если она будет смеяться вместе со всеми, и объяснил, что без этих шалостей калеки, карлики и старухи будут голодать. Так что Дени смягчилась.
Посылать преступников в ямы было обычаем; она согласилась возобновить эту практику, но только за определенные преступления.
— Убийц и насильников можно отправлять драться, и всех тех, кто потворствовал рабству, но не воров и должников.
Животные, однако, все еще были разрешены. Дени смотрела, как слон с легкостью расправился с шестью красными волками. За ним бык и медведь сошлись в кровавом бою, убившем их обоих.
