- Это блуд! - попытался пискнуть мулла, но его прервали нетерпеливые крики:
- А правда, что у вас бабы общие? А по скоко дают каждому?
- Ооооо!.. - даый поднял обе ладони. - Райское наслаждение необходимо заслужить! О нас рассказывают много превратного - в том числе клеветники распространяют лживые слухи о том, что мы отравляем людей гашишем! Знайте же, о правоверные, - это не так!
- Конечно, это не так!
Брякнувший металлом нечеловеческий голос заставил Марваза вздрогнуть - и прогнал наваждение.
Даый медленно поднял глаза - и увидел сумеречника. Тарик сидел высоко в седле и бесстрастно глядел на проповедника сверху вниз.
- Конечно, это не так, - повторил свои слова самийа. - Вы умеете морочить легковерным голову так, что им не надо никакого гашиша.
И взмахнул рукой:
- Укоротите его на голову!
Одним словом, правильно поступил господин Меамори, оставив им сумеречников: те цапнули даыя, который чуть не ускользнул на манер склизкой змеи в толпе. Двое заломили руки, один свистнул мечом. Марваз увидел, правда, только мокрый песок и оскаленную бородатую башку в размотавшейся чалме. И то мельком - они с куфанцами уже жестко дрались с ополоумевшими дураками: месились кулаками, закрываясь локтями с намотанной сверху джуббой.
Драка прекратилась вдруг - как и началась. Тяжело дыша и поправляя съехавший разодранный ворот рубахи, Марваз оглянулся: на мгновенно опустевшем пятачке земли валялось уже несколько мокрых, облепленных песком голов. Облипли, видно, пока катились. В середине пятачка стоял Тарик. Длинный прямой меч в его руке зазвенел, встряхиваясь.
- Кому еще хочется пойти путем воскресения?! - рявкнул нерегиль.
Толпа медленно попятилась, оставляя на песке растопырившиеся конечностями трупы. Под телами расплывались черные пятна.
- Ну что ж: я вижу, здесь только истинные верующие... - ощерился нерегиль.
И с громким звяком вкинул меч в ножны.
- Расходитесь!..
Кругом быстро стало очень просторно. Только жопы под пологами шатров замелькали, быстро внутрь просовываясь. Правоверные, ага... Жопы правоверные, вот вы кто...
- Ты не дал мне окончить интересный разговор, о Тарик! - проскрипел за спиной знакомый голос муллы.
Абд-ар-Рафи ибн Салах стоял и недовольно отряхивал широкие рукава бишта.
- Что же в нем интересного, о шейх? - буркнул в ответ нерегиль. - Или ты думал, что люди врага придут и скажут: ооо, мы здесь затем, чтобы отобрать имущество, вас определить на каторжные работы, а женщин забрать и поделить между собой? Нет, о шейх. Они придут и скажут, что хотят всем только добра, счастья, равенства, свободы, братства и прочей хрени. Вот что они скажут.
- И все же, о Тарик... - начал было мулла.
И осекся.
Потому что нерегиль вдруг нахмурился и оскалился, словно от внезапной зубной боли - да еще и ладонь к уху приложил, словно ему туда заорали. Слушая ладонь, как раковину, Тарик вскинул руку - подождите, мол, я тут... что? Что он тут?
- Мне срочно нужно в главный лагерь! - нерегиль встряхнулся и отвел ладонь от уха.
Аураннцы, как оказалось, стояли со странными, застывшими лицами - причем схватившись за рукояти мечей.
Сейид гаркнул им что-то по-своему, и сумеречники мгновенно оказались в седлах.
- Договорим потом, о ибн Салах... - быстро сказал нерегиль мулле, приложив руку к сердцу в знак извинения. - Хунайн! По коням!
- Что случилось?..
- Потом!..
Они взяли с места в галоп и мгновенно скрылись в страшной пылюке.
Ну а Марваз с ребятами и муллой остались хоронить тела погибших.
- Разве можно учить истине мечом, - тихо сказал Абд-ар-Рафи, прикрывая одно тело своим плащом. - Посланник Всевышнего учил нас прощать и любить друг друга, а мы?..
- Посланник Всевышнего сказал: 'рай находится под остриями мечей', - пропыхтел Марваз, укладывая еще одного безголового мертвеца на циновку.
- Это слабый хадис, - буркнул мулла.
'Зато какой верный', подумал про себя каид, но вслух ничего не сказал.
Абд-ар-Рафи махнул рукой:
- Потащили!..
И, взявшись за концы подстилки, они поволокли мертвеца прочь.
Сумеречник понял, что его ждет, как только оказался перед халифом. Аль-Мамун уже научился читать странные лица и жесты аль-самийа: глаза только кажутся пустыми, выцветшими от внутреннего сияния. На самом деле, надо следить за тоненькими морщинками в уголках век. За изгибом тонких губ. За кончиками ушей. Тогда все становится понятно - насторожился. Напрягся. И налился черной, черной злобищей.
Аураннец щурился и тянул шею, как кот, которого окружают собаки.
Гвардейцы Тахира сомкнулись в сине-золотую стену. Меамори прижимал уши и быстро поглядывал по сторонам. Потом взял себя в руки и перетек в почтительную позу - преклонил колено перед эмиром верующих.
- Верно ли говорят, что ты велел наказать людей за то, что они встали на рассветную молитву?
Колыхнулся хвостик черных волос на затылке, скрипнула кожа кафтана - аураннец повел лопатками под чешуйками панциря. Опущенная к земле рука сжалась в кулак.
- Я приказал наказать часовых, которые пренебрегли своими обязанностями, - почтительно, вполголоса проговорил он.
- Ты лжешь, о враг веры! - рявкнул Тахир.
Парс аж трясся от злости - а как же, сумеречник велел дать палок его людям. Халиф поднял руку:
- Терпение, о Тахир! Ты отдал это дело на мой суд!
Парс со звоном кольчуги тоже припал на одно колено:
- Справедливости, о халиф! Справедливости!
Кругом недобро перешептывались.
- Отвечай, Меамори! Эти люди молились, когда ты и твои воины схватили их? Отвечай, во имя Всевышнего!
- Да, господин, - выдавил из себя сумеречник.
Толпа вскипела возмущенными криками:
- Доколе нами будут заправлять подлые кафиры?!... Правоверные, что ж это делается!
- Ты оскорбил веру, о неверный, - жестко выговорил аль-Мамун. - И ты за это ответишь.
Тахир вскинул голову с набухшими от слез благодарности глазами и поднялся с колен.
- Я исполнял свой долг, господин, - тихо проговорил аураннец.
- Увести и обезглавить.
Гул толпы нарастал - и вдруг прорезался криками.
Знакомый сумеречный голос орал:
- Дорогу! Дорогу!
Тюрки личной халифской гвардии уже взяли Меамори за локти, а здоровенный Буга приготовился замотать голову приговоренного его же плащом. Заслышав крики разъяренного Тарика, громила
