Обратный перевод

результатах которой никто никому не докладывает.

А «Доктор Фаустус» — это литературное создание, почти максимально удаленное от всякой наивности. Оно переполнено знанием о себе самом. В самом конечном счете и все это произведение — о самом себе. Оно создавалось в ясном свете сознания, притом как произведение заведомо позднее. Позднее в творчестве своего автора, позднее в европейской литературе, которая, как ей чувствовалось, очутилась в темном, непроглядном месте близ своих концов — местопребывание неудобное и тревожное.

Быть поздним значит нести на себе груз опыта, бремя опытности, знания обо всем. Слишком хорошо известно, как надо создавать литературные произведения: их не взращивают, их строят и выстраивают. Естественно, что их строят не по стандартным, но по уникальным и индивидуальным планам и проектам. Поэтому всякое произведение есть в конце концов разъяснение своего особого плана, комментарий к нему. Такие создания — каждое со своим особенным характером, как бывает у людей. Каждое со своей особенной, особой судьбой. Вопреки впечатлению солидности, какое они нередко производят, они хрупки. Они подвержены несчастьям. Они зависят от своих читателей, от читательского суда, который вершится все снова и снова, притом доносится глухо, смутно.

II

Есть все основания надеяться на то, что вот эта книга, содержащая в себе новое издание русского перевода романа «Доктор Фаустус», дойдет до читателей новых — неизвестных и неожиданных. Это от них, кто еще только прочтет, впервые, этот роман, — не от тех, кто давно его знает или думает, что давно его знает и ценит, — будет зависеть, что будут думать об этом романе в ближайшие годы и десятилетия, то есть будет зависеть продолжение живой судьбы этого живого и слишком сложного создания.

«Доктор Фаустус» — совсем поздняя вещь: она опоздала к эпохе классического. Но что же такое «классическое»? В запутанном современном словоупотреблении можно расслышать неизменность высокой оценки, которая вынесена, причем раз и навсегда. Такие произведения больше уже не создаются. В «классическом» еще расслышится и образцовость. Однако это качество предполагает, что образцу можно (или нужно) следовать. Однако образцу «Доктора Фаустуса» при всем желании нельзя следовать. В «классическом» сохранилось еще и совсем старое значение — классические произведения читают в школе. Но «Доктора Фаустуса» не читают в школе, он для этого слишком сложен. В этом обстоятельстве отражается нечто куда более общее: вся наша культура слишком сложна для людей, к ней причастных, а это все мы. Это — в истории культуры или цивилизации — ситуация совершенно не классическая, и все мы живем в ней. Вот почему созданиям, несомненно, замечательным, как «Доктор Фаустус» Томаса Манна, приходится все снова и снова спрашивать у нас, что мы о них думаем. Вот почему так важно для них, чтобы с ними встречались читатели новые — неизвестные и неожиданные.

III

Томас Манн, автор «Доктора Фаустуса», лишь немного опоздал, не застав эпоху искусства, безусловно, ценимого и признаваемого классическим. Он застал ее медленное замирание. В судьбе Томаса Манна — писателя, в духе его творчества сказались еще связанные с той эпохой представления — по большей части вполне иллюзорные. Лауреат Нобелевской премии 1929 г. Томас Манн застал еще XIX век — в него он и уходил всеми своими корнями, мыслительными и творческими.

Теперь мы можем вообразить себе в общем, но впечатляющем виде, какую же духовную напряженность должно было собирать в себе творчество Манна, если оно всецело коренится в XIX столетии, в поздних и тем более уверенных представлениях этого века о себе, в его атмосфере, достаточно цельной, внятной и густой, захватывающей человека своим здоровьем и своей болезненностью, и если оно все еще имеет какое-то отношение и к нашим проблемам, к проблемам конца XX века! А оно все еще имеет это отношение, что, наверное, сможет остро ощутить и всякий новый читатель романа.

Томас Манн родился в 1875 г. в городе Любеке (северогерманском, «ганзейском») в семье богатых купцов («патрициев») и не получил университетского образования. В самом конце века он — начинающий литератор, автор нескольких мастерских рассказов. Как литератор, Томас Манн незаметно встал в новую позицию к уходящему веку: он не столько продолжает его, сколько пробует на язык все накопленное в нем, всякие духовные веяния, которые затрагивают его не по букве, но в своем значении элементов общекультурного языка, со стороны эстетической и художественной. Вот здесь Томас Манн с присущей большому таланту интуитивной ясностью твердо знал, что ему делать и как поступать. Шопенгауэр, Ницше и Вагнер — это немецкий дух самого позднего XIX столетия, «дух», проникший уже и в обиход, и в моду, однако Томас Манн убежденно пользовался этим «духом» в своих первых писательских работах и знал, что именно надо с ним, с этим духом, делать — возникают шедевры, такие, как роман «Будденброки» (1901) или рассказ «Тонио Крёгер» (1903). Вот так начинал Томас Манн! Позднее стало ясно, что все это — литературные создания о самой же литературе и художественные создания о самом же искусстве, о жизни как искусстве, о жизни, которая разумеет себя эстетически, о жизни, которая понимает себя как «дух» и в формах литературных и художественных занята своей саморефлексией. Громадный роман «Будденброки» только тянулся к такой эстетически-художественной трактовке жизни и овладел ею — в этом романе реалистическая широта, присущая зрелой литературе XIX в., представлена как ни в одном немецком романе XIX столетия, поскольку ни один такой роман не достигал такой же масштабности и всеобщности, но она же рождает внутри себя символический план: жизнь читается как искусство и читается внутри искусства.

Вместе с «Будденброками» искусство Томаса Манна узнает и осознает себя, а вместе с тем задает свою задачу современной культуре. Прошло более четверти века, пока Томас Манн не удостоился наивысшего общественною признания, однако Нобелевская премия была присуждена ему за «Будденброков», то есть за юношеский, в сущности, роман!

Тем временем Томас Манн издал роман еще более монументальный — «Волшебную гору» (1924) и приступил к работе над тетралогией «Иосиф и его братья», потребовавшей двадцать с лишним лет работы и завершенной только в 1943 г. В творчестве Томаса Манна романы такой большой формы — самые заметные вехи. Если исходить из этого, то «Доктор Фаустус» — это последний большой его роман и последнее значительное произведение.

IV

Библейская тетралогия Томаса Манна была, по его словам, «историей человечества в сокращении» (в письме от 23 мая 1935 г.). «Доктор Фаустус», изданный в 1947 г., можно рассматривать как логическое продолжение повествования об Иосифе, — в «Докторе Фаустусе» рассказывается (в сокращении) новейшая история человечества. Вместе с тем это и эпилог всего творчества Томаса Манна, поскольку все, что еще было написано им до 1955 г., когда он умер, было либо продолжением значительно более ранних планов, либо дополнениями в русле сделанного прежде.

Однако как же рассказывал Томас Манн историю человечества? В романах о библейском Иосифе он имел дело с тем, что представлялось ему мифологией с ее устойчивыми образами и ходами мысли, но он имел с нею дело как мыслитель, мифологизирующий вместе с нею, — получается такая мифология мифологии, которая рассматривается как язык самой истории.

Для того чтобы смотреть на историю как на мифологию мифологии, у Томаса Манна было и немало общих оснований, и немало личных, восходящих к его собственному творчеству с его внутренней логикой. Вот общие основания в самом общем виде: наша история реальна для нас в первую очередь в формах ее истолкования, то есть не в формах самих по себе событий, до точной сути которых еще надо было бы докапываться, но в виде их смысловых отражений в общечеловеческом и в индивидуальном сознании. Историк вынужден заниматься многообразием таких отражений, а подобный Томасу Манну романист — самим языком таких отражений, складывающимся в некое подобие системы.

Когда Томас Манн приступил к своему «Доктору Фаустусу», то есть к роману о композиторе XX в., он стал работать со своим замыслом как опытнейший и единственный в своем роде «мифолог мифологии». Однако действие романа происходит в XX в., а XX век не предоставляет в распоряжение писателя никакой общезначимой мифологии, обязательной для всех и разделяемой всеми, Следовательно, необходимо было создать некую замену такой общезначимой мифологии. При этом не очень удобная для обращения формула