Переписывался только с матерью. А были ещё многочисленные родственники в Омске. В отношениях с матерью не чувствовалось настоящей теплоты. Она раздражала его приверженностью ко всем обывательским стандартам. Они совсем по-разному представляли жизнь, её смысл и своё место в ней. Но если Юра чувствовал в человеке талант, искру Божью, как он говорил, с таким человеком ему хотелось общаться, поддерживать отношения. Таким на первых порах был, например, Тагир. Но как только тот стал, как все, Юра потерял к нему всякий интерес.

Близких друзей, с которыми бы Юра дружил в полном смысле этого слова, делился сокровенными переживаниями, раскрывал душу — не было. Были приятели, коллеги, музыканты, которых он уважал, интересовался их профессиональным мнением. Но это «многие»… Самодостаточность характерна для Юры на всём жизненном пути.

Скорее он мог раскрыться перед любимой женщиной. Но всё равно и тогда рядом находился как бы «он», наблюдающий и контролирующий себя. Очень хорошо это своё состояние он описал в повести «Зона возврата». Со временем какие-то его «волчьи» качества передались и мне: а именно — состояние внутреннего одиночества, неверие в возможность полного взаимопонимания с кем бы то ни было. Юра остро чувствовал малейшую небрежность людей в общении, лицемерие. Даже намёк на такие качества мог оттолкнуть его навсегда.

Под внешним спокойствием скрывалось подводное течение! Порою буря! И это выплёскивалось в творчестве. У нас с Юрой было много общего: любовь к искусству, глубокое уважение к подлинным творцам, трепетное отношение к моменту творчества, наряду с этим безразличие ко многим бытовым вещам, презрение к обывательщине и конфликтам, скандалам. В самые трудные и горькие дни нашей общей судьбы мы общались без контрударов и выяснений отношений. Может быть, это неправильно, честнее расстаться. Но у нас не получилось. А ещё общим являлась любовь к книгам, чтению, к природе и животным. Два раза мы попадали в «команды» по стечению обстоятельств. Ничего путного из этого не вышло. Во второй половине 70-х такая «команда» сформировалась в Суйде. Мы её называли «суйцами». Юра даже планировал создание некой «коммуны» с С. Моисеенко и А. Кузнецовым (в «Подземном блюзе» Лёша-молчун). Сними Юра разошёлся навсегда в 1978 году. То есть сообщество просуществовало недолго. В нём было ряд других менее интересных и примечательных личностей. А. Кузнецов погиб в 1994 г., спасая из дома С.М. имущество при пожаре. Сам Сергей Моисеенко погиб в 2005 г в Красном море, на которое мечтал поехать ещё в 70-е годы. Он, его вторая жена, друг (этих людей я уже не знала), увлеклись нырянием с аквалангами. Все они погибли, о чём в своё время сообщалось в «Вестях» и есть данные об этом в Интернете.

Вторая «команда» — это небезызвестные агни-йоги. С ними связана поездка в Армению, на Белое море и Карельский перешеек. И об этом Юрой и мной написано достаточно.

Вся душевная конструкция Юрия Морозова неразрывно связана прежде всего с музыкой, литературой и философией. После 1980 года им написана «Песня силы» — философский трактат, который следует отличать от поэтической «Песни силы», опубликованной мной в книге «Наши дни». Что Юра читал? Конечно, большую часть русской и западной классики, книги по искусству и философии, воспоминания и мемуары тех людей, которые его интересовали, в последнее десятилетие — много православной святоотеческой литературы. Прежде всего, Святого Праведного о. Иоанна Кронштадтского и о нём, Святого Преподобного Серафима Саровского и о нём, книги о юродивых, о новомучениках. Я не помню, чтобы хоть один день прошёл без книги. Всё, что есть в нашем доме, читано и перечитано: А. Толстой, Н. Лесков, В. Набоков, А. Солженицын, И. Бунин, В. Шаламов, масса самых разнообразных книг о Первой и Второй мировых войнах, книги по истории кино, живописи, музыки и т. д. Юра постоянно покупал книги, из которых постепенно и составилась наша библиотека.

С ним всегда было очень интересно. Но, конечно, не только из-за книжных знаний и возвышенного интеллекта, а более из-за того, как всё это преломлялось в его сознании и психике и вдруг, так неожиданно и свежо, представало в новом свете. Он не просто читал и запоминал, он всегда размышлял о прочитанном, делился мыслями. Тут же хотелось взять и прочесть именно эту книжку. Много книг мы прочитали вслух. Это было в те времена, когда в нашем доме отсутствовал телевизор. Этот период охватывает почти двадцать лет. Вслух мы прочли Гомера, «Троецарствие» (трижды) Ло Гуаньчжуна, Пу Сун Лиина, сказки разных народов, А. Камю и т. п. Никогда не читали детективы и современные западные бестселлеры типа С. Кинга. Морозов всегда сторонился популярщины, того, что нравилось большинству.

Явления и события Юра порою видел или представлял в новом или даже каком-то фантастическом аспекте. Повесть «Зона возврата» даёт особенно много для понимания его личности.

10. Окружение

Я с детства любила свою семью — родителей, многочисленных родных. Цепочка родословной протянулась до восемнадцатого века. Я привыкла, что у нас дома всегда собирались и на советские праздники, и на христианские, праздновались дни рождения, дни Ангела. А Юра не любил, как он выражался, эти однообразные «сборища за вилочкой и за бутылочкой» (характеристика Юры). Он считал потерей времени это сидение за столом с обывателями. У нас на Шоссе Революции — другое дело. Здесь собиралась молодёжь. В какой-то мере — единомышленники. Случалось это, правда, не так уж часто. В основном такие встречи относятся к 70-м годам. А потом, после агни-йоги, в первой половине 80-х годов. В начале 70-х ещё приезжали Юрины приятели по Владикавказу: Николай Крюков, Владимир Елфимов по кличке Адонис, человек с железными зубами Игорь Захаров из Курска. Эти ребята, кроме Н. Крюкова, любили выпить. Как-то Адонис и Захаров приехали одновременно. День и ночь они состязались в рассказывании анекдотов и пили сухое вино. Юра хохотал, как ребёнок. Но вообще-то парни в итоге достали. После того как они уехали, вся наша квартира оказалась уставленной винными бутылками. И мы собирали их в рюкзаки и несколько раз ходили на пункт сдачи стеклотары. Было такое советское «развлечение».

Мои родные любили Юру, особенно брат Сергей, тётя Оля — мамина сестра — Галина Николаевна Цуревская — сестра отца, Анна Николаевна Лузина — тоже сестра отца и её муж Герман Дмитриевич Хованов, артисты театра имени Ленинского комсомола. Тётя Галя, обладательница прекрасного голоса, даже напевала босяковские «Аленький цветочек» и «Ты не даёшь мне денег». К нашим артистам мы ходили на все премьеры и на те спектакли, в которых они были заняты. Тётя Оля уважала Юру за то, что он не пил и не курил, уважительно относился к нашей православной вере и церкви. К маме мы ходили в бассейн университа, где она вела группу пловцов Академии художеств.

Но тяжёлым испытанием для моих родителей стало нежелание Юры иметь детей. А я думала, что потом это изменится. Изменилось — только шиворот навыворот, и произошло, разумеется, не по Юриной воле, а по умыслу подвернувшейся в трудный для меня момент жизни некой любовницы И.П. Часто мне не нравились резкие высказывания Морозова о людях, порою очень обидные. Например, он мог сказать: «Если этот мудила позвонит, скажи, что меня нет дома!» Был период, по-моему, в середине 80-х, когда я сшила по Юриной просьбе из старой палатки специальную брезентовую штору, закрывавшую полностью верх окна над нашими также непроницаемыми для света шторами, чтобы с улицы не видели, собравшиеся нежданно зайти в гости, что мы дома. «Не хочу тратить время на болтунов. Просидят целый вечер — столько времени зря будет угроблено!»

Юра подшучивал надо мной и говорил: «Охранительница семейных устоев». И, правда, я консервативна, верна в дружбе и любви. Меня интересуют судьбы всех людей, которых я когда-либо знала, и, конечно, история моих предков. Изысканиям по родословной, написанию книг, посвященных этим людям, времени, в которое они жили, я посвятила много лет. Мой отец был совсем другим человеком. Семья для него являлась главным смыслом жизни, он жертвовал для нас всем, старался понять всё, любил людей, помогал не только своим, но и совершенно чужим людям. Ученики-курсанты очень любили его и уважали. Такой же была и мама, только более резкая. Она могла всё, что наболело, высказать в глаза нам, своим детям, каким-то родным, знакомым. Юра это понимал и за эти качества уважал моих родителей. Но сам он жертвовать своим делом и временем ни для кого и ни для чего не хотел. Уже потом, помимо его воли, ему всё-таки пришлось приносить некоторые жертвы. И тогда он ощерялся, вставал на дыбы, отбрыкивался от

Вы читаете Против течения
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату