маленько.
Вера приехала из города к вечеру.
— Хорошо, в бюро технической инвентаризации знакомая сидит, а то бы не знаю, когда управилась.
Николай рассматривал копии документов.
Дом в Степаниках был куплен на имя Глафиры Семеновой перед смертью Пимена.
Значит, никакого обмана с завещанием не было. Деньги на дом и, видимо, ещё кой-какие средства Пимен оставил дальней родственнице Глафире, чтобы она взяла к себе Гришку, Полину и Маню. На Мане, как и при отце, все хозяйство держалось.
Николай помнил, как деревенские то ли с укором, то ли с восхищением говорили, покачивая головами:
— Работящая ты, Маняша, как крестьянская лошадь.
С Полиной было сложнее, она могла и начудить. Но больше всех хлопот доставлял Гришка. Его Галафира, как и в свое время Пимен, отправляла время от времени в «дурку». Он возвращался оттуда шелковый и на какое-то время затихал.
Вера и Николай сидели на берегу пруда.
— Так что очень даже может быть, что кубышка Пимена до сих пор лежит в земле, — говоря это, Вера усмехнулась и посмотрела на Кольку. — Ты как будто не рад этому.
Он насупился.
— Сам не понимаю, что со мной творится. Раньше появись хоть малейшее подтверждение тому, что клад есть, я бы среди ночи сорвался и кинулся на усадьбу.
— А теперь?
— Не пойму, что со мной. Странное состояние…
— Что-то мучит тебя? — догадалось Вера.
— Да. Я чувствую себя вялым, заторможенным, словно что-то мешает, но скинуть с себя этот груз не могу. Глупо, конечно, даже объяснить толком ничего не могу. Кажется, я упускаю что-то очень важное, а без этого…
Он махнул рукой и уставился на спокойную воду пруда. Желтые высокие лютики, спускаясь по крутому берегу, отражались на поверхности воды. Рядом росла сосна, её корявые ветки были зелены лишь на концах. В траве стрекотали кузнечики, и от всего этого веяло таким покоем, что ничего не хотелось. Сидеть вот так и смотретиь на гладь воды.
— А Гришка до сих пор не нашелся, — вдруг сказала Вера. Николай вздрогнул.
— Ты так и не вспомнил того, что случилось тогда на Выселках?
Он покачал головой.
— Нет. Я не помню, откуда появились золотые монеты.
Вера поднялась.
— Ладно, пошли домой. Завтра с утра пойдем на Выселки. Выспаться надо. Бабка Матрена велела уток домой пригнать.
Николай улыбнулся.
— А как ты отличишь своих от чужих?
— Она сказала, у наших правое крыло белой краской помечено.
Вера спустилась с обрыва к воде и стала звать:
— Утя, утя, утя…
Домашние птицы, выманенные из пруда, важно переваливаясь, доверчиво направились к ней. А потом началось… Бестолковые утки, почуяв, что нависла угроза над свободой, растопырили крылья, заорали как сумасшедшие и бросились врассыпную. Вся орава в панике носилась туда-сюда.
— Утя, утя, утя, — безуспешно надрывалась Вера и добросовестно гонялась за ними по берегу.
— Ты заходи с одной стороны, а я с другой, — взялся помогать Николай.
Скоро выдохлись оба.
— Черт их разберет! — разозлилась Вера. — Зачем такую дурную птицу держать? Мечутся, как угорелые. Где свои, где чужие…
Колька вспомнил, как в детстве дядька Федя воевал с утками. Обычно у бабушки было несколько самочек, которые выводили птенцов. Приходило время и утка-мама торжественно вела свой выводок на пруд. Постороннему невозможно было понять, чем одна стайка отличается от другой. Приходило время отправляться на ночлег. И вот тут начиналось настоящее светопредставление.
— Мамк, сколько у нас птицы? — спрашивал Федя.
— Три утки, два селезня, ну и птенцов… вчера два десятка было, — прикидывала бабушка.
— Два десятка, — ухмылялся дядька. — Как бы не так!
Во дворе все кишело от снующих пушистых комочков.
— Батюшки, откуда же они взялись? — изумлялась бабушка. — Видать, наши утки чужих привели. Ладно пусть переночуют, потом разберемся.
А потом получалось вот что. Утки то приходили домой, то не приходили совсем, ночуя по чужим дворам и на пруду. Шло время, и стая постепенно редела. Кто-то погиб, кого-то хищник сожрал, а кто-то сгинул неведомо где.
— Все лето их, дармоедов, кормил, и своих, и чужих, а они шатаются неизвестно где! — орал Федя. — Гадай, явятся, не явятся. Гусь никогда в чужой двор не пойдет, а эта… Несамостоятельная птица. Зачем такую держать? Проку никакого. Одно беспокойство. Думал, по осени жиру нагуляют, утятины с гречневой кашей отпробую… Вот те хрен!
Сейчас, глядя на Верины мучения, Николай предложил:
— Гони их всех вместе, бабка Матрена разберется.
Возня с орущей ордой на некоторое время отвлекла Николая. Завтра они с Верой отправятся на Выселки, а дальше… Там видно будет.
Но наутро этим планам не суждено было сбыться.
Глава 21
Вадим прекрасно выспался. Никакие сновидения не тревожили его. После вчерашнего немного болели руки и спина, но это пустяки. Предстоящая работа грела душу: сегодня они с Костылем обшарят все на усадьбе.
Перспективное местечко… Он бодро шагал по тропинке, насвистывая веселый мотивчик. Палатку и весь скарб пришлось тащить с собой, мало ли кто посетит стоянку во время его отсутствия. Сечас Вадим почти не чувствовал тяжести, он был полон радужных надежд.
Когда до Выселок оставалось всего ничего, услышал странный звук.
— Кыр!
Он задрал голову вверх. В небе прямо над ним кружилась большая птица.
— Кы-ы-р! — протяжно прозвучало снова, словно предостережение.
Вадим разозлился.
— Чего разоралась! — Он громко хлопнул в ладоши. Черт его знает, о чем она там кричит?
Пройдя немного, опять посмотрел вверх. Птица исчезла, но радостное настроение было испорчено. Нервишки у него сдают, что ли?..
Костыля ещё не было. Вадим сбросил рюкзак. За ночь ничего не изменилось. Или почти ничего. Лаз был по-прежнему завален сучьями и ветками, куча сухой травы тоже оставалась на месте. А вот мусор, который вчера сам аккуратно сложил, был разбросан.
Что такое? Вадиму стало не по себе. Словно ураган прошел. Он внимательно огляделся. Кроме раскиданного мусора ничто не указывало на чужое присутствие.
— Кыр! — услышал он опять и обрадовался.
Вот кто все раскидал! А он запаниковал, накручивать себя стал…
Вспомнил, как однажды с шумной компанией отдыхал на море. Задумали шашлычок изжарить. Отошли всего на минуточку, а когда вернулись, обалдели. Мать честная, чайки им такой разор учинили! Разметали все, что лежало, и съестное и нет, даже мыло клевать пробовали, паразиты. Видно, и сейчас произошла подобная история.
Вадим взглянул на часы. Костыль запаздывал. Теперь Ладынин уже по-настоящему разозлился. Договорились утром встретиться, где его носит?
Оставив нераспакованный рюкзак, он решил прогуляться навстречу компаньону. Вон до тех вязов, решил, дойдет, а там и Шигин подтянется.
Но до вязов Вадим не дошел.
…Костыль лежал метрах в трехстах от Выселок, раскинув руки и уткнувшись лицом в нескошенную траву, возле большого серого камня. Со стороны посмотреть — прилег парень отдохнуть. Вадим увидел его издали и удивился: чего развалился?
— Костя, — позвал он.
Шигин не отвечал.
Вадим сделал ещё пару шагов, и его волосы встали дыбом. Ворот клетчатой рубашки был испачкан. Что это, кровь?.. Может, споткнулся и ударился о камень?
Он продолжал стоять рядом.
— Костя, что с тобой, очнись! — Вадим нагнулся и дотронуться до Шигина.
Тело было теплым, это ощущалось сквозь одежду.
— Эй, — Вадим тряхнул его за плечо и повернул к себе.
Костыль был мертв. В уголке рта запеклась струйка крови, открытые глаза неподвижно уставились в небо. Вадим похолодел, заглянув в мертвые зрачки. Это что же?..
Он отступил назад и, запутавшись в траве, упал. Что же это такое! Кто… зачем?..
Вдруг со стороны больших вязов послышался шум мотора. У Ладынина перехватило дыханье. Люди! Они придут сюда, а здесь — труп. И никого нет, кроме него. Что делать, что?..
Секунду-другую Вадим стоял неподвижно. Вчера, внезапно вспомнил он, когда пришли на Выселки, тоже показалось, что приглушенно рычал мотор, словно уезжал кто-то. Они оба это слышали: и он, и Костыль. Да только Костыль теперь ничего никому не скажет, потому что он покойник… А что будет с ним, Вадимом, когда его найдут возле трупа?..
Он пятился и пятился назад. Ноги дрожали. Сердце стучало как сумасшедшее. Пропади все пропадом! Он не идиот, чтобы здесь торчать. Пусть другие разбираются со всем этим.
Вадим бросился бежать.
— Быстрей, быстрей, — подгонял себя.
Оказавшись на месте стоянки, в панике стал хватать вещи: лопата, рюкзак, свитер… Не забыть бы чего!
От страха показалось, что голоса приближаются. Не дожидаясь, когда его обнаружат, схватил в охапку барахло и рванул по лесной тропинке к старому клюквеннику. Выберется как- нибудь, только подальше от этого жуткого места!
Голоса, которые спугнули Вадима, принадлежали Сычам.
Вчера, когда Егор Сычев наткнулся на кованый сундучок, он чуть не очумел от радости. Бросился к мирскому пруду, Ленька все ещё там был. Вдвоем дотащили находку до мотоцикла.
— А я смотрю, кто-то чужой разговаривает, — оправдывался Лоскут, едва поспевая за старым Сычем.
— Чужой, — передразнил его Егор. — Хорошо, что мотоцикл спрятали.
Сундучок открыли только в доме Сыча. Когда Ленька предложил это сделать возле мотоцикла, папаша зашипел на него, как
