нравился ее цвет! Говорил — Буква-Невидимка. Но кто скакал на ней — кто-то темный, — было уже не видать… Впрочем, какая разница? Тут на это способен любой.
Я вернулся. Соня улыбалась цинично, но халатик не надевала. Впрочем, никакого «но» тут и нет. Красавица, увлекающаяся конокрадством. Это бывает. Видимо, тут у них крупнейшая конекрадческая ферма.
— Я думаю, спорт учебе не помеха? — Она взялась за следующую часть туалета, но… с грохотом распахнулась дверь (хорошо, что она оказалась в этом помещении!). Жоз — как ангел, отводящий от греха Святого Евстрахия:
— Кыш!
И Соня, подхватив халатик, обиженно вышла. А нога-то богата!
— Дело есть! — стукнул о стол бутылкой.
Вот это — дело!
— …Опротестовали, суки! — выпалил Жоз.
— Что?
— Матч!
— А…
— Признали голы мои недействительными, матч не засчитали.
— Кто?
— Комитет.
— Какой?
— …Сам знаешь!
— А, — понял я. Видно, Жоз знал все. Как мальчик на печке из романа «Война и мир», который подслушал знаменитый кутузовский «Совет в Филях».
— Хотят, чтобы Горы с Долиной покруче сошлись. Чтобы дружба победила — но с кровью. И ты завтра — снова участвуешь!
— Кто тебе сказал?
— Петр твой — кто же еще?
— Все еще не угомонился?
— Эти не угомонятся, пока… А ты у них вроде прокладки.
— Отлично!
— Он и кобылу твою угнал. Завтра будешь опознавать ее кости!
— Как?
— Как вещий Олег! Решили на классику упор сделать — народ любит ее!
— И — змея? Козюлька? — догадался я. Отличником все же был!
— А то!.. Но я-то им завтра вмажу! Придумал уже как! А тебя я предупредил! Все! — Жоз поднялся. — Насчет Соньки не беспокойся — она у меня уже! Ждет!
— Точно ждет?
— …В позе ласточки!
Стукнув дверью, Жоз вышел.
Я скрутил обои. Заметался по комнате. Та-ак. Надо срочно отсюда бежать, пока не укокошили. Та-ак. Все вроде? Обои под мышку. Побег.
— Э-э! Куда!
Проклятый омоновец.
— …Казенным имуществом интересуемся?
— Да!
— Давай лучше выпьем! — предложил он.
— Давай!
— …А ты знаешь, как я тут живу? — уже через три минуты говорил он. — Вот о чем надо писать! Ни бронежилета не выдают, ни маски, ни каски! Голый, как жопа, стою тут!
Он упал лицом на стол, обессиленный. Смежил веки. Теперь можно было уже выйти… но — нельзя?! Не подводить же героя?
Я вернулся. Утро вечера мудренее. Тут еще появился Кир — я уже валялся на полу на матрасе, он навис надо мной.
— Скажи, ты веришь в это дело? — спросил он.
— Да!
— А я — нет! — произнес он с горечью.
— А я — да!
— Тогда давай поглядим в глаза друг другу!
— …Давай! — я охотно согласился.
Долго пытались это сделать, но не смогли. Все время промахивались.
— Ну ладно. — Кир встал. — Пошли тогда купаться.
— Нет! То есть — ты иди. А я тут немножко еще поползаю.
Проснулся от топота. Открыл один глаз. Лежу-таки на полу, а мимо ежики топают. На иголках у них вместо листьев сухих — стодолларовые бумажки! Серьезные ребята! Где взяли? Тут, ясное дело, — где же еще? Шурша, стали вить под кроватью гнездо из стодолларовых бумажек. Сухо, тепло.
Но странно. Откуда такие валютные потоки? Как старый друг животных, с боем отнял у ежей деньги, к себе положил. И не успел еще дыхание перевести, как, отворив дверь прелестной ножкой, новая горничная вошла. Вежливо поклонившись, поставила поднос на стол. Я пригляделся к нему — золотой! Чашки стоят серебряные. Ложки — платиновые. Сама — пригляделся к ней — фарфоровая. Все ясно! Телемагнат приехал, на месте тут всех перекупать! Надо валить отсюда, пока он меня не перекупил. Собрал манатки, рулон обоев выкинул для маскировки из окна в кусты. Сбежал вниз, огляделся. Буквы, естественно, нет — будто корова языком слизнула. Ведь знал, что, раз Буква белая, стало быть, будет невидимкой. Как в воду глядел.
Штаб уже клокотал.
— Все! — кричал МБЧ в трубку. — Бери его! Я ясно сказал тебе — бери! Интеллигентность моя? Все, кончилась моя интеллигентность!.. Будет тебе транш!
Телемагнат кричал в другой телефон — видимо, мобильный:
— Да, я смотрел! Смотрел! Отличные могилы! Да! Я просто любовался ими. Говорю тебе: лю-бо-вался! Да!
Я вошел, сел. Еще один сюрприз: демократы, то есть Соня и Жоз, демонстративно, я думаю, отсутствовали, как говорят, блистали своим отсутствием, зато тут оказался неожиданный гость. То есть ожиданный, но не очень: кореец Е сидел в углу по-турецки, занимая весь кожаный диван. Он же меня разыскивал, спрашивал у моей жены — я в перископ видал! — но на появление мое здесь почему-то абсолютно не реагировал, даже не повернул головы. Я рвался к нему, но сам же себя одергивал: сиди! Явно не видит он тебя. Похоже, накачался барбитуратами.
Тут вдруг с треском ворвался Ездунов, так с вечера и не протрезвевший, но зато в своей любимой папахе из насмерть испуганного им ягненка. Набросился на телемагната, ухватил его за жилет, стал бить головой об витражи. Витражи с мелодичным звоном осыпались.
— Ах ты фарфоровая твоя душа! — орал Ездунов.
Телемагнат, будто все это его не касалось, продолжал разговаривать по телефону:
— Да-да! Искренне рекомендую. Как друг тебе советую! Могилы прекрасные… Да!
Я тоже, несмотря на трудную ночь и странное утро, чувствовал себя хорошо, легко и остро. Самозаточился во сне.
— …Все! Будет тебе транш! Давай! — МБЧ бросил трубку так, что она подпрыгнула, и тут же кинулся к бойцам, распихал своими маленькими, но сильными ручками Ездунова с телемагнатом. Брек!
— Все! Могилы твои! — Телемагнат закончил разговор, захлопнул телефончик и спокойно уселся.
Ездунов рухнул на табурет и внезапно икнул.
