Сергей Солоух. Самая мерзкая часть тела. Роман. СПб., “Геликон Плюс”, 2004, 256 стр.

Формальная организация романа традиционна для этого автора: Солоух изящно обозначает главки каким-нибудь абстрактным понятием, а то и конкретным предметом и подверстывает под них такую расшифровку, что теория айсберга в искусстве становится предельно ясна. В данном случае за ледовыми выступами типа “Глаза”, “Ляжки”, “Перхоть” скрывается матерая глыба обыкновенного человечища. Автор ищет в нем “самую мерзкую часть”, но пробу ставить негде. Этот язвительный, взволнованный роман демонстрирует нам человека, вывалянного в тотальном грехе, от ушей до души. И в заголовки автор берет части тел исключительно отрицательных героев: разонравившийся любовнику “Нос” дурехи-подлюки, “Брови” похотливого начальства, подглядущие, злонамеренные “Глаза”.

Архитектурно роман опять-таки напоминает айсберг. Четырехслойный. Каждый из слоев демонстрирует тот или иной аспект эпохи — излета советского времени. “Кончик” — центральный, самый острый, но и самый поверхностный по смыслу сюжет. В одном провинциальном институте “прозрел” бюст Ленина. Художником-фосфористом очень интересуются спецслужбы. Центральная интрига вмонтирована в служебный конфликт: бюст помещался в комнате, отданной руководству студенческого диско-клуба. От результатов расследования зависит итог соперничества президента клуба юного подхалима Кузнецова и его молодых коллег, из которых здесь достоин упоминания только опальный творец-песенник Леня. Событийно эти веселые ребята оказываются познакомлены и связаны с внеинститутским миром города. И следующий, еще более широкий слой айсберга отдан автором под городские сплетни, центральное место среди которых занимает история страсти-ненависти номенклатурного мальчика Симы и дуры девочки Малюты. Их сюжет начинается в тот момент, когда Сима отказывается жениться, а Малюта из ревности пишет на него заявление об изнасиловании. Наконец, Сима оказывается настырнейшим поклонником, а Малюта — змеевитейшей из подруг главной героини романа — Леры Додд. Красавицы и спортсменки. Ее-то история и проходит через весь роман, начинаясь ее любовью с милым Лешей и заканчиваясь тогда, когда кончилась его любовь.

Четыре сюжета романа демонстрируют четыре среза с жизни эпохи. Номенклатурная организация (бюст Ленина и гэбэшники), лживая идеология (смерть Лени и взлет Кузнецова), скрыто тлеющее тленным дымком видимое житейское благополучие (заблудшие Сима и Малюта) и попранная духовность (изрядно потоптанные души Леры и Леши). Трагический пафос сломленности, проданности человека достигает пика в финале романа, в образе готовящейся предать себя Леры Додд, единственной абсолютно светлой личности в произведении. Недавнее советское искусно соединено с вечно-общечеловеческим. И если место действия выглядит вчерашним, то образ действия людей — все тот же.

 

Денис Яцутко. Божество. Повесть, рассказы. М., О.Г.И., 2005, 128 стр.

Чтение этой романтичной, бунтарской, забавной и страстной книги автора из “тридцатилетних” началось для меня с раздражения. В самом деле, трудно не разозлиться на писателя, начинающего исповедь малолетнего героя со слова “хтоническое” и серьезной озабоченности “тайной моего происхождения” — от рода “людей-змей или людей-птиц”. А тут еще бабушка Лизавета превращается в сороку и прыгает по дорожкам сада! Автор не предупреждает нас о своем замысле, с ходу вводя в экспериментальное сознание героя, от рождения умеющего по-взрослому анализировать впервые постигаемый мир.

Что было бы, если бы ребенок не усваивал все увиденное автоматически? Индивидуальность маленького Давида, наделенного, помимо детского прямодушия и доверчивости, зрелой силой ума и духа, осмысленно сопротивляется бездумному автоматизму общественных предписаний. И если некоторые его умозаключения просто забавляют своей остроумной абсурдностью, то иные останавливают наше внимание своей философской правотой. Скажите, неужели вправду нормальны примерные дети, способные весь тихий час пролежать с закрытыми глазами — “что бы ни происходило вокруг”? А стояние в угловой части комнаты — разве это не благословенный способ уединиться от надоедливого общества детсадовцев? А пятерка на детском рисунке — разве не нарушение авторских прав? Под взглядом такого ребенка “естественные” дети превращаются в не по годам подлых и нечеловечески ограниченных мини-стукачей, завистников и агрессоров.

Обычные этапы взросления и познания в повести неузнаваемы — настолько жестко они вписаны в сюжет борьбы героя с миром за свою душу. Судя по вскользь перечисленным занятиям героя, у него идет стандартно-молодежная внешняя жизнь, но настоящими событиями в повести становятся этапы внутренней, духовной жизни Давида, занятого мироборчеством и миростроительством. Слово “мир” — ключевое в повести. Даже потенциального друга Давид обозначает как своего “сомирянина”. Динамика внутреннего мира героя выталкивает его из младенческого всевластия на территории снов — той самой, где сорокой прыгала бабушка Лизавета, — в подростковое бесправие в “большом” мире общества. В какой-то момент Давид отказывается выходить из комнаты и наркотически окунается в музыку (знакома картина, дорогие родители?) — но мама и папа отключают магнитофон — “в этот момент я превратился в точку”. Органично, что именно этот момент абсолютного заполнения миром всего в герое становится толчком, расширяющим отчаявшуюся “точку” до мира-в-себе. Давид обретает мир в самом себе и его-то противопоставляет миру внешнему. Он постигает истинный смысл творчества — возвращение и выражение “моего древнего подлинного мира”, мира снов и безграничных возможностей. А его решение, принятое после драки с подростками, — после школы пойти в педагогический институт — выглядит как решимость воздействовать на окружающую действительность, включить “большой” мир в сферу влияния своей внутренней вселенной.

Рассказы подтверждают обозначившуюся в повести индивидуальность автора: интеллектуализированная и в то же время образная речь, романтический герой, абсурдный, но теплый юмор. Из пяти рассказов наиболее зрелы и готовы к самому придирчивому чтению “Система и элементы” и “Женя и Воннегут”.

 

Игорь Сахновский. Счастливцы и безумцы. Повесть и рассказы. М., “Вагриус”, 2005, 352 стр.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату