Книга Сахновского начинается с “темных аллей” . В смысле, со сборника рассказов о любви, в честь которого вся книга и озаглавлена. Современный образчик сборника любовных новелл, конечно, хорошо темперирован под нашу повседневность. Герои переписываются в Интернете, ищут, чем бы прокормить семью, занимаются оккультизмом и водятся с бизнесменами. А сам автор недолго остается верен древнейшему чувству и уже с четвертой новеллы постепенно переводит разговор с вечной любви на насущные темы жизни. И все-таки замысел нового эпического воспевания любви удался.

В книге прежде всего покоряет чистота понимания любви — тонкой материи, прикрывающей органы вечно совокупляющихся бытийных начал. Эта-то прикрытость признаков иньства и янства, эта незамещенность жизни души жизнью органов достойны внимания в наш цинично занимающийся любовью век. Впечатляет умение автора описывать не прелести — а прелесть героинь, саму энергию женской красоты. Показательно, что только убогий отрицательный персонаж осмеливается в этой книге говорить о “качественных грудях” своей любовницы и только нелюбимая, необаятельная героиня плотоядно описана как “сытная продуктовая масса”.

В подборке рассказов прельщает импровизационность, мастерски выполненная имитация спонтанности сюжетных движений. Хроника “Насущные нужды умерших”, основанная на довольно простодушной мистике, примечательна сюжетообразующим замыслом — объясниться в неполовой любви к женщине, дорогой и судьбоносной для героя. А завершающая книгу часть “В тему” похожа на беседу с читателем, которому после столь яркого эмоционального чтения захочется напрямую узнать взгляды автора на любовь, женщин, эротику.

Хотя надо сказать, что и художественная часть книги на советы обильна. Вот вам парочка из них — прямо от Сахновского. Как отговорить подростка от самоубийства на почве ревности — клятвенно пообещать ему после его смерти подать в суд на изменницу за растление его, малолетнего. И как отвадить надоевшего любовника — всего-то выбросить диван, приспособленный им под ежечетверговые утехи. Потому что, может, у вас и качественные груди, да только любовь его к ним — некондиционна.

 

Диана Левис Бургин. “Оттяготела…” Русские женщины за пределами обыденной жизни. Перевод с английского Светланы Сивак. СПб., “ИНАПРЕСС”, 2004, 224 стр.

В центре внимания американской исследовательницы — шесть героинь, объединенных освобожденностью от “патриархальных добродетелей” и трафаретности судьбы: “по выражению Цветаевой, оне „оттяготели”” — “превозмогли „гравитацию” повседневности”.

Истории кавалерист-девицы Надежды Дуровой и организатора белогвардейского “Женского батальона смерти” Марии Бочкаревой поднимают проблему “неженского” призвания. Личность Дуровой автор анализирует психоаналитически (вздрагиваешь, когда узнаешь, что мать не любила ее до такой степени, что однажды, маленькой, выбросила в окно кареты) и филологически (автор следит за построением Дуровой своей биографии в опубликованном ею “Дневнике”: в нем Дурова скрыла то, что у нее были муж и сын, и подправила возраст, сделав свой образ “чистым”, мифологизированным под воина- деву д’Арк). В отличие от нее, Бочкареву толкнули на поле брани не интимные, а общественные переживания. Эти вольнолюбивые женщины боролись за право воевать — зачем? — спросит простодушный читатель, — ведь это дело и мужчинам не всем по сердцу. А затем, отвечу ему, что каждый из нас должен выполнять на земле свое личное призвание, так что мужчина-модельер и женщина-воин — это вопрос самореализации, а вовсе не ваше собачье дело. В подтверждение моего пафоса Бургин печально замечает, что если “белые”-снобы посмеялись над опытом Бочкаревой и не позволили ей продолжить ратные подвиги, то большевики-реалисты расстреляли ее, заценив как опасного противника.

Иное отклонение от гендерной роли — сексуальная ориентация. И тут, в общем-то, тоже — мораль простая. Цените по плодам. А то вот русские поэты чего удумали — корежить смысл стихотворения Сафо. Бургин целую главу посвящает обзору их неверных, но многочисленных переводов стихотворения “Мне кажется равным богам…”. “Непристойность” его — в гомоэротизме лирической героини, которая признается в страсти к женщине. Русские поэты превращали ее страсть к женщине в ревность к ней. Бургин разбирает переводы не только проблематически, но и тонко стилистически. Так, перевод Вяч. Иванова она признала самым холодным и слишком метафоризированным.

Самая неудачная и, по иронии, самая дорогая для автора глава посвящена Софии Парнок. Автор подает ее как истинную русскую Сафо, в том смысле, что она “единственный в русской литературе откровенно лесбийский поэт”. Определение вряд ли лестное: лесбийский поэт уж точно меньше, чем просто поэт. Бургин пытается представить стихи Парнок как лирическое жизнеописание лесбиянки-поэтессы, но цитируемые стихи возражают против такого толкования. Звучат они классически-хрестоматийно, сдержанно и основаны на вполне традиционных для поэзии конфликтах. Так что не поспешим выписывать Парнок из “просто” поэтов.

Завершает книгу самая научная, филологическая, блестящая глава — интерпретация “Поэмы воздуха” Цветаевой в каббалистическом контексте. Торжество поэтического гения женщины — и триумф исследователя, подсчитавшего священное число повторов слова “воздух”, разделившего поэму на главы и проштудировавшего ее с Деревом Сефирот в уме и арканами Таро в руках.

 

Наталия Иванова. Невеста Букера: критический уровень 2003/2004. М., “Время”, 2005, 352 стр.

“Критика декодирует литературу и реальность” — эти слова из сборника статей Наталии Ивановой точно характеризуют ее критическую манеру. Манеру трактовать реальность знаково, как литературу, а

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату