— Да. Ходил из угла в угол и повторял: не получилось, не получилось. И просил: налей бимпера.
Когда в Городке начались аресты, Марциняка успели предупредить. А жену с сыновьями немцы увезли в тюрьму. Больше он их не видел...
После войны уехал на родину и поселился в малом городке Валч.
Снова женился, всю жизнь проработал пекарем, был тихим, скромным обывателем.
Меня поражает его фраза:
— Я должен был ждать. Но никто не пришел.
“Ну конечно! Его держали в резерве. На всякий случай. Вдруг понадобятся явки. И только теперь он решился рассказать”.
Упоминание о бимпере — так в Ровно называли самогон — цензор из очерка удалил.
Как можно, чтоб герой — и выпивал! Да еще какую-то гадость из свеклы!
О том, что Марциняк ждал, я не написал.
Лето-79 стартовало до одури паляще.
Еще и не рассветало, а солнце уже на вахте.
Жарко, влажно, душно.
В бассейнах яблоку негде упасть: Висла в черте города мелководна, грязна, некупабельна.
Да что там бассейны, если и улицы — Маршалковскую, Новый Свят, Краковское предместье, Иерусалимские Аллеи — варшавянки, разоблачившись, превратили в подобие пляжа.
Головой вертишь: вот-вот отвалится.
Они жару не замечают — живут приездом своего Папы.
Разговоры — только об этом. Главное — сколько прибудет паломников?
Позже в сообщениях промелькнут три цифры.
Польское агентство будет божиться, что — 400 тысяч.
Западные аналитики насчитают 800 тысяч.
Пресс-служба епископата поднимет планку до миллиона.
Каждый считал по-своему.
В Варшаве оглушающая жара — за тридцать.
Как такую массу людей напоить, накормить? А, прошу прощения, с туалетами как?
В пресс-центре — ажиотаж. Десант коллег — из Ватикана. Жалко смотреть на операторов в черных сутанах…
На пресс-конференции переводчик никак не может попасть в темп выступающего.
Слушаю начальника ватиканского Агитпропа, ничего не понимаю и гляжу в окно. На площади идут последние приготовления.
Несколько монтажников, как божьи коровки, ползают по золоченому кресту...
Утром в пресс-центр иду пешком.
