— как громовержец: сухой, заряженный электричеством! Стоя в тамбуре, растерзал упаковку, один памперс надел как водонепроницаемый шлем, второй — как спасательную жилетку, и лишь третий — по обычному, всунув ноги в эти ослепительные, шуршащие, влагонепроницаемые трусы. В таком наряде выскочил на перрон под струи. Народ, спрятав лица, бежал, поэтому наряд мой не произвел впечатления. Жаль, что я не так на премьеру явился — был бы гораздо внимательней встречен. Промчался сквозь ливень — только ноги промокли, а так сухой! Памперсы прошли испытания, блестяще их выдержав! Но… что-то все большая тревога охватывала меня по мере приближения. Все окна дачи сияли — и наши, и соседские, хотя уже второй час ночи был. Это или какой-то большой непредвиденный праздник, или — наоборот… Это скорее. Несмотря на дождь, в ярком свете отцовской веранды толпился народ: вот где, оказывается, настоящий спектакль — а я зачем-то куда-то ездил!
— Скорей, Валера! Она его сейчас убьет! — крикнул кто-то.
Я взбежал на веранду. Распахнул дверь. Стол был опрокинут навстречу мне. Слежавшиеся отцовские рукописи разлетелись широко. Почему-то они были перемешаны с разбежавшейся обувью. Не знал даже, что у нас столько ее. Из каких запасников? Впрочем, это не главный вопрос. Отец лежал на спине между опрокинутым столом и кроватью со сползшею простыней и, когда моя тень упала на него, вдруг отчаянно засучил ногами и руками, отбиваясь. Что тут произошло? Нонна спокойно сидела в комнате, глядя прямо перед собой.
— Что здесь?
— Где? — холодно осведомилась она.
Я кивнул на веранду.
— Не знаю. — Она пожала плечом. — Зачем-то опрокинул стол.
— Зачем ты опрокинул стол? — Я навис над отцом.
— Она замахивалася на меня, всякой обувью. А я ногами махал, оборонялси.
— Ясно! — Я пошел в комнату. — Уходи!
— Куда? — злобно сказала Нонна.
— Куда хочешь.
— Я никуда не хочу.
— Тогда вали на улицу! — сильно пихнул ее, и она тоже упала. Два тела на руках!
Кряхтя, поднял отца под мышки. Подержал — и некуда передвинуть его в этом хаосе. Обратно положил. Сперва Нонна.
— Уходи.
— Дождь!
— Нормально!
— Да? А ты знаешь, что он тут вытворял?!
— Главное, что ты тут вытворяла!
— Да? А он слушался меня? Только ты уехал, он сразу встал и куда-то пошел. Меня отшвырнул. И с лестницы грохнулся. Все сбежались. Он лежит в крови! “Это ты, Нонна, его спихнула?” Да мне его и на миллиметр не сдвинуть! “Скажи, отец!” — я его прошу. Молчит, только сопит. Все, на меня озираясь, как на убийцу, втащили его. Через пять минут снова грохот. Тумбочку с плитками своротил! Лежит на полу, улыбается. “Чайку, говорит, решил попить!” — “А меня ты не мог спросить?” — “А это не твое дело!” — говорит злобно… Это пока ты еще до станции, наверно, не дошел! А что потом — я уж не рассказываю! Потом уже и люди озлобились — столько раз его поднимать! Решили столом его и креслами задвинуть — и вот результат! — заплакала, утирая слезы грязным кулачком.
— Листы собери, — произнес вдруг отец совершенно спокойно.
Поразило меня полное его спокойствие. Казалось, только что был унижен и растерзан.
— Что? — повернулся я к нему.
— Листы собери.
Сам лежит… как лист!.. и командует.
