Мне нравилось веселить их своими проверенными рассказами о себе на тему “Почему я грек” и тому подобным. Помнится, я рассказал все известные мне “рассказы о товарище Сталине”, которые особенно радовали Георгия Александровича, — он заходился в своем кашле-смехе, и я тотчас рассказывал новую байку — про трубку Сталина, трубку Эренбурга и трубку Черчилля... Я был в ударе. Я чувствовал, что нравился им как случайный собеседник, или, если хотите, как шут, веселящий, развлекающий государя императора, находящегося дома на отдыхе.
Самое любопытное, что, отложив пьесы Платонова, Георгий Александрович с неожиданным азартом стал мне рассказывать о себе, о театре массу интереснейших вещей... Запомнилось изумительное его воспоминание о Мейерхольде, который, оказывается, словечко “мейерхольдовщина” почерпнул из уст юного студента Товстоногова, никому тогда не известного. Я смотрел Гоге в рот, верил всему, что он говорит, — и восхищался...
В самом деле, почему это великий Товстоногов потратил целый вечер на какого-то дилетанта, сующего ему какие-то неведомые пьесы? Самоутверждение? Широта души? Непонятно, зачем ему это надо было. Может быть, томление в одиночестве?.. Некому рассказать то, что было, то, что во всем мире известно только ему? И вот я подвернулся. И на меня излились золотые слова и мысли. Это сейчас я понимаю: подобные вещи делали или титаны, снизошедшие для рекламы до уровня своих рядовых, или действительно глубоко чувствующие свое одиночество идолы, которым остается жаждать общения в трудном положении своем — сами сойти с Олимпа они не могут, но случайному бродяге, вошедшему к ним, они готовы пойти навстречу с распростертыми. А тогда...
Это был один из лучших моих вечеров с Товстоноговым.
Итак, я передал пьесы главному режиссеру БДТ. Но получить их обратно опять-таки мне не удалось.
Уже в 1975 году во время постановки “Лошади”, когда я в который раз напомнил о Платонове, Дина Морисовна Шварц всплеснула руками:
— Как?! Разве вы, Марк, не получили эти пьесы?
И в ответ на мое недоумение она рассказала с подробностями, как в один прекрасный день, когда меня не было в театре, с улицы ей позвонил какой-то человек, который почему-то себя не назвал, но сказал, что он “от Марка Розовского”, и попросил срочно отдать ему пьесы Платонова.
— Что это был за человек? Какой он из себя?
— Я его не видела. Мы разговаривали только по телефону. Я должна была куда-то уходить, а потому договорилась, что он придет на проходную, скажет, что он от Марка Розовского, — тут она повторила этот важнейший мотив, — и пьесы ему будут отданы вахтером.
— И что же... они были отданы?
— Ну конечно. Я была в полной уверенности, что они давно у вас.
— Дина Морисовна!.. Как же вы могли... Это же не мои экземпляры... Я обязан вернуть их вдове... Я...
В ответ на мой лепет опять было повторено: если бы этот человек не сказался, что он “от Марка Розовского”, то, конечно, пьесы были бы переданы лично мне в руки, — разве я не знаю, в конце концов, как Дина Морисовна аккуратна со всеми пьесами?
— Ну а... Георгий Александрович-то пьесы-то хоть прочитал? — с надеждой спросил я про самое главное.
— Читал... читал, кажется... одну... Но вы с ним сами поговорите... Он мне ничего не сказал.
В переводе на понятный русский язык в устах Дины Морисовны это означало: если Георгий Александрович “ничего не сказал”, значит, автору следует отказать.
Это я уже знал. И потому только вздохнул:
— Ясно, все ясно.
Мне хотелось завопить на весь мир, что нельзя так, нельзя ни с кем, а с Платоновым уж особенно, потому что он гений, и поставь Гога хотя бы “Четырнадцать красных избушек” или “Шарманку” — это было бы великое театральное событие...
Но зачем вопить?.. Поздно. Пьесы были кому-то отданы, какому-то безымянному авантюристу, орудовавшему от моего имени, и мне оставалось терзаться в догадках, кому из друзей я мог случайно сболтнуть, что неопубликованные пьесы Платонова находятся сейчас в БДТ... Но главное — господи, что же я скажу, как оправдаюсь перед Марией Александровной?!
Как же нехорошо получилось!.. Ужасно!.. И поймет ли она меня?.. Ведь я обещал возвратить пьесы в целости-сохранности!.. Ведь они из архива великого писателя! Кляня себя таким примерно
