так как только этим он может отличаться от свиньи… Мистер Харт, если бы Вы знали, как я с вами согласен! Но в то же время я не понимаю, почему Вы просили моего сына не передавать этих слов мне? Неужели Вы считаете меня обыкновенной титулованной свиньей?
Кроме того, в том же самом письме мой сын имел глупость пожаловаться, что Вы вынудили его почистить полведра картошки и самому же приготовить для себя обед, хотя рядом, насколько мне известно, была и кухарка, и специальная механическая машинка для чистки картофеля... Мистер Харт, пожалуйста, не сжимайте свое лицо в ожидании, что я сейчас начну бранить Вас и отчитывать за то, что Вы позволили моему отпрыску испачкать его белые руки! Мистер Харт, я всегда держался того мнения, что истинная доброта — не только в слащавых улыбках и приятных речах, но и в небольших порциях горечи, которая преподносится в нужный момент.
Вообще с течением времени прихожу к мысли, что все эти механизмы, при помощи которых можно легко почистить картошку, можно прогладить белье и так далее и тому подобное, — что все это не только помогает человеку, но и развращает его. Эти механические штуки выстраивают между человеком и миром, в котором он живет, непреодолимую стену, овраг. Человек больше не хочет дотрагиваться до картошки, она кажется ему грязной и грубой. Он отдает картошку чистящей машинке. Машинка жужжит, делает свое дело, а у человека в душе поселяется брезгливое, пренебрежительное отношение к картофелю, к земле, в которой картофель растет, и вместе с тем в нем, как в обладателе картофельной машинки, зарождается глупое и совершенно пагубное самомнение, которое не дает ему взглянуть на себя и на окружающий мир трезво, непредвзято.
Вы можете сказать мне: “Милорд, почему, если вы такой умный, — почему не выскажете своих взглядов публично? Ведь не исключено, что, делясь своими домыслами и прозрениями с ограниченным количеством лиц, вы при этом лишаете возможности взглянуть на себя со стороны кого-то другого — того, кому, возможно, действительно необходимо знать чуть больше”. Что я могу вам ответить, мистер Харт? Представьте, если бы Вам выпало разъяснить стаду ослов самую, казалось бы, простую вещь: то, что дважды два — четыре. Во-первых, подумайте: для чего ослам знать то, что дважды два — четыре? А во- вторых, как можно внушить ослам даже самую простейшую мысль, пользуясь человеческим словом? Ведь для того, чтобы разговаривать с ослами, мистер Харт, нужно все время кричать “иа-иа”. А как при помощи этого “иа-иа” можно доказать то, что дважды два — четыре?
Так что будьте здоровы, мой Луцилий.
По возможности надевайте шерстяные носки и пейте мятный отвар натощак.
ПИСЬМО ШЕСТОЕ
Дорогой друг,
я не стану писать тебе о тех, кого вчера наградили орденом Подвязки. Об этом можно прочесть во всех утренних газетах. Но должен сказать, что лента, которую получил герцог Брауншвейгский, — большая честь для этого дома: ведь этот человек, пожалуй, единственный, кто имеет две голубые ленты одновременно… Ну, если, конечно, не брать в расчет членов нашей королевской династии.
Сын, в прошлом письме ты попытался посвятить меня в свои амурные увлечения. Конечно же мне весьма приятно то, что ты не боишься говорить со мной на столь интимные темы. Но вместе с тем как отцу и старшему товарищу позволь мне высказать на этот счет кое-какие соображения.
Ты пишешь, что у Оленьки Дмитриевой, твоей избранницы, будто бы “очень красивое лицо”, “красивые длинные волосы” и все такое прочее. То есть из твоих описаний я понял, что в построении образа Оленьки Дмитриевой участвовали в основном твои глаза. Но скажи, как ты отреагируешь на то, когда Оленька Дмитриева, вместе с ее красивым лицом, вдруг начнет широко зевать? Когда ее будет донимать насморк или когда — не дай бог, конечно! — на ее лбу и щеках выступит отвратительная сыпь? Какими глазами ты посмотришь на нее тогда? Прости, конечно, за то, что я подхожу к этому слишком уж прямолинейно, но мне все-таки кажется, что в женщине необходимо видеть не просто там “лицо” или, допустим, “волосы”, а прежде всего — человека. И так же как любой другой человек может по-настоящему украсить себя только своими внутренними качествами — достойным воспитанием, постоянством характера, великодушием, — точно так же и женщина имеет все права на то, чтобы под красивым лицом у нее скрывалось то, что никогда не старится и не дряхлеет.
Ты уже далеко не тот невинный ангелочек, каким был еще недавно, поэтому позволь говорить с тобой предельно откровенно. Когда ты влюбляешься в какую-нибудь девушку, тут же попытайся спросить себя: кто именно влюбился — ты или твое либидо? И когда ты выбираешь себе в супруги девушку с красивым лицом и красивым бюстом, тоже спроси себя: что тобой руководит: твое собственное мнение или же мнение большинства, которое потом будет смотреть на тебя и на твою супругу и шептаться: “Какой молодец — женился на девушке с красивым бюстом!”?
И потом, не путай, пожалуйста, настоящую красоту с обыкновенной и пошлой смазливостью. Если хочешь понять, о чем я сейчас говорю, вспомни, пожалуйста, картины Леонардо, вспомни Рафаэля, Вермеера. Вспомни, каким внутренним светом озарены женские лица на этих полотнах — лица, в общем-то, простые и, можно даже сказать, заурядные, — но в одном только изгибе губ, в одном только трепете брови всех этих нарисованных женщин — красоты, я тебе скажу, больше, чем во всех тех физиономиях, с какими я вынужден сталкиваться на сегодняшний день.
Кстати, если будешь просматривать газеты с описанием церемонии вручения ордена Подвязки, прошу тебя, не увлекайся слишком сильно. Что я имею в виду? Попытаюсь объяснить… На днях, ты знаешь, еду в автобусе. Как всегда, на весь салон звучит этот радиомусор (все эти сальные шутки, бесконечные дебаты вокруг чьей-то мятой постели), — и тут вдруг, в блоке новостей, — раздел “Светская хроника”. Таким, ты знаешь, голосом взахлеб докладывают о том, как на днях какой-то там голливудский актер устроил вечеринку стоимостью что-то около трехсот тысяч долларов. В самом финале этот актер будто бы залез в бочку с пивом и пел оттуда песни. А потом, с этим же восторгом, передают, как одна старая обеспеченная дура, подохнув, оставила все свое многомиллионное состояние любимой болонке. Так вот,