загадка. И чувствую — во сне — огромное облегчение и даже будто бы счастье.
Утром я достал из чулана древний дедовский вещмешок, в котором хранились инструменты. Кое-как почистил его и стал загружать книгами. Без них я не представлял себе жизни даже в Раю. Рюкзак получился страшно тяжелым. Я с трудом взвалил его на плечи и двинулся в сторону вокзала.
Шел и воображал, будто уезжаю не на месяц, а навсегда. Вот так, не сказав никому ни слова, с мешком книг. От этих мыслей становилось радостно и легко. Давно забытое ощущение.
Приехав в Рай, я в очередной раз убедился в своей неизлечимой непрактичности. Конечно же, вместо книг стоило взять с собой посуду, какую-нибудь крупу, соль. В доме не оказалось ничего, даже спичек. А зажигалку я где-то обронил.
Пришлось идти к соседям. Первым, кого я встретил в Раю, был большой дымчатый кот на крыльце дома напротив. Где звери, там и люди, — решил я и, перешагнув через кота, который даже не подвинулся, постучал. Ответа не было.
Я вошел. Посреди комнаты торчала обвалившаяся потолочная балка. Сквозь щели в полу пробивалась трава. Пахло нежилым помещением, чем-то гнилым и отсыревшим. На покоробившихся обоях висела выцветшая до неузнаваемости репродукция “Мадонны” Рафаэля. Это был единственный след человеческого пребывания.
Обойдя несколько домов, я обнаружил везде примерно одинаковую картину. Отличалась только степень запустения. Поэтому, увидев двух маленьких старушек, ковырявшихся в огороде, я обрадовался им, как родным.
Тома и Люся — они настаивали, чтобы я называл их именно так, — были сестрами. Они болтали без умолку и часто произносили хором целые фразы. Причем каждый раз изумлялись и ликовали, будто произошло нечто небывалое.
Через полчаса я знал всю историю Рая. Кот на крыльце — это Василий. Хозяева уехали несколько лет назад, а он не захотел — выбрался из корзины, в которой его везли, и вернулся обратно. Так и живет один в пустом доме.
Тома и Люся родом отсюда. В юности поступили в техникум в Смоленске. Так в городе и остались. У них там двухкомнатная квартира. В Рай приезжают на лето. Зимой им в деревне тяжело.
— А вы ведь постоянно тут жить будете? — спросила одна из сестер.
— Да, — неожиданно ляпнул я.
— Ах, как хорошо, просто замечательно! — воскликнули Тома и Люся в унисон и радостно рассмеялись. — За домом хоть присмотрите. А то каждую зиму Черенок взламывает, ничего оставить нельзя. Все с собой увозим. Да он, один черт, найдет, что украсть. А не найдет, так просто стекла побьет и нагадит посреди комнаты, как пес шкодливый. Да шпана одна из Грязева. Отсидел, теперь не знает, куда себя деть, твареныш!
Сестры накормили меня отварной картошкой и щедро одарили всякой утварью. Назавтра я обещал вскопать им грядку под чеснок. Вернувшись в дом, я обнаружил, что у России отвалился Дальний Восток. Карта вся истлела и расползалась на сгибах.
Так и повелось. Я помогал сестрам огородничать. Изредка ходил в Грязево за продуктами. Тома с Люсей кормили меня, опекали, давали советы и каждый вечер рассказывали историю про Костю.
— Ах, наш Костя был такой высокий, статный красавец! — начинала одна, умильно сложив руки на переднике.
— Жгучий брюнет! — подхватывала другая. — Вылитый Лев Фричинский!
— Да что ты! Евгений Урбанский! — возмущалась первая.
— Жерар Филип! — тут же мирились сестры и продолжали: — Ах, никто так не танцевал вальс, как наш Костя!
— Самый завидный был кавалер!
— А он приглашал только нас! По очереди: Люсю, Тому, Люсю, Тому…
— Он был от нас просто без ума!
— И никак не мог выбрать!
— А потом ему сделали выговор на собрании ячейки!
