Но теплом согревало резче
наши явочные пиры
из глубин раскалённых трещин —
под Россией — земной коры.
Воспоминание о Вермонте
Отрешусь и слышу:
листья, осыпаясь, шуршат о крышу,
вижу в сером своём окне
разнонаправленный их полёт, зане
потоки воздуха не пускают лететь отвесно.
Всё окрест становится бестелесно.
В Штатах с их наивным прозелитизмом
уступает нашей своим лиризмом
осень — правда держит на ветках крону
дольше, но и грубей по тону.
Там не те оттенки, не то движенье,
не настолько жертвенно пораженье.
...Скоро четверть века, как я в Вермонте
гостевал, как кенарь на русском фронте.
И бродил в туманце по мёрзлым тропам,
а с борозд вороны срывались скопом.
Возле дома, глядя на лес окрестный,
золотистый, но и немного пресный,
на него мне сетовал тот, чьё слово —
колос, а у других — полова.
На возврате дыхания
1
Серый после потопа до горизонта штиль,
словно со дна раскопа скифских времён утиль,
видит не харизматик, ставленник куркулей,
а на скамье астматик, мученик тополей,
