разница между замужнею и девицею: незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом и духом; а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу. <...> выдающий замуж свою девицу поступает хорошо; а не выдающий поступает лучше» (1 Кор. 7: 29 — 38).
7 «Приступая к Нему, камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный...» (1 Пет. 2: 4-5).
8 «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева <...> нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Мф. 15: 24 — 26).
9 Митрополит Сурожский Антоний. Брак и семья. Киев, 2004, стр. 39.
10 Митрополит Антоний дальше в той же беседе говорит: «Неужели Она говорит Своему Сыну: сделай, мол, что-нибудь, чтобы они еще могли бы пить и пить, и напиться так, чтобы свалиться под скамьи, — неужели этого Она хотела» (там же). Но если кон чилось все — и вино, и еда, — то просить дать только вино — верный способ добиться именно этого. Значит, есть все — кроме того, недостаток чего обсуждается Иисусом и Матерью Его.
11 Для очищения требуется омыться, желательно в живой, то есть бегущей, воде и выдержать определенный срок, по окончании которого нечистый вновь становится чистым. См., например, Лев. 12: 15.
12 Христианство упрекают в том, что оно «делает вид, что тела не существует». Но ведь это может означать только одно: для него тела — в том прежнем смысле тела, что посто янно выделяет из себя кровь и слизь, — действительно не существует, для него тело уже преображено. А не преображено оно ровно настолько, насколько мы не христиане...
13 Я вовсе не отрицаю, что и многочадие может быть христианским путем. Но это будет один из многих христианских путей — и, безусловно, он будет личным выбором и личной «проблемой» (то есть — ответственностью) его избравшего. Как и любой христианский путь, то есть путь перерождения и преображения человека...
14 И в этом смысле многочадным христианином надо было бы называть не того, кто имеет много родных детей, но того, кто имеет много крестных детей.
15 Тут можно, конечно, возразить: не сам собой — а промыслом Господним. Но в случае промысла Господня большие числа и вовсе теряют свой смысл...
16 Такие попытки совершались неоднократно — ныне нам особенно памятны опы ты 20-х годов XXвека. И практически всегда это было связано с переходом самой пары к братско-сестринским отношениям. См., например: Архим. Сергий (Савельев). Далекий путь: История одной христианской общины. М., 1998. На эту книгу указывает Анастасия Гачева в разделе «Философия любви» своего труда «„Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется...' Достоевский и Тютчев» (М., 2004). Этот раздел очень интересен с точки зрения вопросов, поднятых в настоящей статье.
1891 году, будучи уже зрелым человеком и успешным писателем, Чехов записывает: “Любовь. Или это остаток чего-то вырождающегося, бывшего когда-то громадным, или же это часть того, что в будущем разовьется в нечто громадное, в настоящем же оно не удовлетворяет, дает гораздо меньше, чем ждешь”.
Однако, вопреки этому твердому убеждению писателя, именно в самом “идейно чистом” его рассказе о любви — “Душечке” — любовь как раз и располагается в настоящем. Но не только в настоящем повседневных забот и хлопот — дробясь и отвлекаясь, — но прежде всего в настоящем существования: все свое душевное и природное имение целиком отдавая любви как единому сущему жизни. Отсутствие же в такой любви сколь-нибудь внятной рефлексии лишь подчеркивает ее подлинно женское небрежение самостью. Ибо только в веществе “настоящего” любовь-свойство (а не любовь-страсть или любовь- влечение) и плодородна, как почва, и плодоносна, как зерно. То зерно, которое “если, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода”.
Вот и любовь чеховской героини, словно откликаясь правде евангельского стиха, тоже всякий новый миг умирает для себя, чтобы принести много плода всякому ближнему. Но и сама, в таком отдании- поглощении нуждаясь, вновь, “падши в землю”, неизменно возрождается. Чтобы после взрасти и оплодотворить собой чужую, нуждающуюся в любви жизнь.
Похожим состоянием — как самой почвой жизни — основаны зарождение, развитие и содержание благого чувства к Обломову Агафьи Матвеевны Пшеницыной, обстоятельный разговор о которой пойдет ниже. Предварительно же-— слово из статьи А. В. Дружинина, единственного из современников Гончарова, воздавшего ей по достоинствам (разве исключая Аполлона Григорьева, с его короткой обмолвкой о прирожденной и большей, в сравнении с Ольгой, женственности Агафьи Матвеевны):
“Всякий почти из действующих лиц любит его (Обломова. — В. Х.
