Он заплакал , отказываясь:
“Я собираюсь за границу, а если я подпишусь, меня не пустят”.
9/VII 67, Москва. Разговоры и новости. Даниэль опять в БУРе — ленинградские писатели написали письмо (Гранин, Эткинд, Берггольц) после письма его жены. Не думаю, чтоб помогло. А что делать — не знаю. Но судьба этого человека терзает меня. Как и всех.
Исключение из партии Некрича.
Увольнение со службы двоих каких-то молодых людей, намекнувших в статье в “Комсомольской правде”, что разрешают и не разрешают спектакли некомпетентные люди. Их выгнали, обвинив в поддержке Солженицына.
(А он сегодня уехал с Эткиндом в экскурсию на машине.)
Разговоры о писательском съезде в Праге ну и, конечно, об ОАР18.
11 октября 67, Москва. Второй день у нас Солженицын. Веселый, ясный, молодой, кипучий, счастливый. Вернулся из Ростова, где собирал материал для новой вещи. Мы ему рассказали все о пленуме. Он не огорчился и не испугался.
(А там читали против него письмо нобелевского лауреата. В самом деле, две России: Шолохов и Солженицын.)
Тревожно. В “Лит. газете” статья “В поисках предателя” — копия тех, которые мы читали в 37 г. и которые я спародировала в “Софье”.
И абзац о том, что разведки особо интересуются советскими литераторами. Цель все та же: если начнут хватать, то чтоб обыватель понимал почему.
Обыватель-то ведь тот же: ни грана смысла. Можно крутить мельницу сначала.
В народе распускают слухи, будто к праздникам “враги” мобилизуются и подкладывают бомбы.
29/IX. Неожиданная весть: “Новый мир” заключил с Солженицыным договор на “Раковый корпус”! После ливня помоев, опрокинутого на него Секретариатом, после того, как Сурков, назвав его лидером политической оппозиции, попросту примерил ему саван.
Но если вдуматься — это понятно: на Секретариате все пинали Твардовского, крича:
— Что вы у нас спрашиваете! Вы хозяин журнала — вы и решайте.
Вот он и решил.
Разумеется, о печатании говорить рано. Но хоть деньги будут.
16 ноября 67. Сегодня снова приехал Солженицын. Видела его на бегу: приехав, он немедля кидается бегать по делам.
Я подумала сегодня, глядя на его движения, лицо, видя его прямой, решительный взгляд, сжатые губы, что он тоже, как сказал Пастернак о Маяковском, “весь в явлении”, а не в намерении, “феноменально определенный”, как тот же Пастернак сказал о Шопене.
20/XII 67. Смотрю на этого человека, слушаю, размышляю.
Быстро, точно, летуче, как-то даже элегантно движется. Красота его именно в движениях, в быстрых переменах лица: то сосредоточенность, сжатый рот, глаза сверкнули, шрам на лбу виднее — то вдруг совсем распустил лицо в пленительной, открытой улыбке, глаза исчезли, сощурившись, одни зубы сверкают, молодой хохот.
Туся когда-то сказала о Барто: в ней больше энергии, чем света. Этого Бог создал так, что в нем пополам энергии и света. Столько энергии, чтобы не дать загасить свой свет.
Иногда кажется — и читая его — и глядя на него, — что, может быть, энергии все же чуть больше, чем света (рационализм в его прозе, желание все упорядочить, всем распорядиться — в жизни).
