мир” принимала Р. Д. [Орлова] (!) тогда же, когда и “Ивана Денисовича”; что Твардовский выбрал “Ивана Денисовича” — но это, дескать, меня с Ал. Ис. не поссорило.
Я сказала — и мое mot57 имело успех — “пережить свою жизнь каждый из нас еще как-нибудь может, но пережить воспоминания о ней — нет”...
10 июня, четверг, Москва, “Светловы” 58. Я здесь уже 10 дней. Классика не видела ни разу, его новых родных — много раз. Алю не видала, но мать, отчима, Диму59 и Ермолая.
Живу как в осажденной крепости. Уговор с самого начала: никого
в квартиру не впускать, кроме своих друзей, окликая. Хозяева приходят
с ключами.
Три раза ломились в квартиру несомненные посланцы т. Андропова60. Все 3 — когда я одна. Днем.
1) 2 или 3 июня.
— Откройте!
— Простите, я здесь чужая, не могу открыть.
— Вы здесь стирку устраиваете, а нас заливает.
— Я сижу и пишу.
Два голоса, мужской и женский. Я дверь не открыла. Они ушли, ругаясь. Я вызвала Люшу. Она все осмотрела: нигде ни капли воды.
2) 5-го или 6-го, вежливый женский голос.
— Откройте, я из ЖАКТа, должна вручить квитанцию.
— Опустите, пожалуйста, в ящик.
— Нет, я должна лично.
Я не открыла. Ушли без ругани.
3) 8-го числа, позавчера. Звонок.
— Кто там?
— Откройте (очень грубый мужской голос). Я из агитпункта. Агитатор. (Сразу слышу: врет. Агитаторы всегда любезны до приторности.) Что же вы и агитаторам дверь не открываете?
Я бубню свое: хозяев, мол, нет и пр.
— А вы у кого тут живете?
— У Нат. Дм. Светловой.
— Ах у Светловой? А почему же она не соизволит пожаловать в агитпункт отметиться?
Я, самым вежливым голосом:
— Вот на днях будут ее родные, я им напомню.
Ответ:
— Таких, как ваша Светлова, душить надо.
Кричу:
