В фойе раздался звонок, и вождь подошел к двери, которая вела в самую ложу. Там была старинная ручка — бронзовая птичья лапа, державшая хрустальный шар. Сталин попытался открыть дверь, но она не поддалась. Он еще раз дернул — и опять безрезультатно. После третьей попытки ручка оторвалась и оказалась на его ладони. Сталин повернулся к директору театра, вручил ему этот антикварный предмет и произнес лишь одно слово:
— Спасибо.
В Художественном театре служила актриса Фаина Шевченко. (Эту даму увековечил Борис Кустодиев, он изобразил ее в качестве “Русской Венеры.)
Мой отец передавал такой ее рассказ:
— Мы были на гастролях в Питере, и у меня там намечался роман с Борькой Ливановым. И вот шли мы с ним по Невскому, дошли до Аничкова моста. А там под конем на постаменте надпись… Дескать, такой-то скульптор лепил и отливал эти фигуры… Ну а я прочла неправильно и говорю Ливанову: “Борька, ты погляди, место-то какое историческое: пил и отливал барон Клодт”. Ну, он давай смеяться… И роман у нас так и не случился…
А вот шутка моего отца, он говорил:
— Грузинская Шашлычная Сацивистическая Республика.
Следующий рассказ Ардова относится ко временам нэпа, вернее к тому периоду, когда Сталин приказал “ликвидировать нэпманов как класс”.
Некоего коммерсанта арестовали, отобрали у него имущество и осудили на длительный срок заключения. На свободе (без средств к существованию) осталась его жена — достаточно привлекательная и еще не старая.
Какие-то деньги у этой дамы были, и она распорядилась ими следующим образом. Для начала приобрела себе самое дорогое заграничное белье. А затем стала проверять состояние своего здоровья — принялась ходить на прием к самым знаменитым московским профессорам…
Расчет оказался абсолютно верным — третий по счету профессор бросил старую жену и сочетался браком с кокетливой пациенткой.
В 1929 году в Москве выходил юмористический журнал “Чудак”. Редактором был Михаил Кольцов, а среди сотрудников — Ильф и Петров, Валентин Катаев, Виктор Ардов…
В одном из номеров была опубликована фотография Буденного, на которой тот запечатлен в майке, — он выполняет какое-то спортивное упражнение. Для того чтобы поместить подобное фото, требовалось получить согласие оригинала. И вот к Буденному был отправлен мой отец. Разрешение было получено, а потом “командарм” пустился в воспоминания. В частности, он говорил:
— Когда мы взяли Ростов, белые никак этого не ожидали… Мы уже в город ворвались, а на бульваре еще офицеры с барышнями гуляют. Я смотрю, мальчишка газеты продает. Подъехал, купил газету… А они там пишут: “Красные безуспешно рвутся к Ростову…”
— Семен Михайлович, — сказал Ардов, — а на какие же деньги вы газету купили? На “красные” или на “белые”?
— Не помню, — отвечал Буденный. — А может, так взял…
А вот рассказ Михаила Кольцова, который Ардов запомнил.
В тридцатых годах в Белоруссии происходили маневры, и там присутствовал нарком обороны Ворошилов. (А Кольцов был в качестве корреспондента “Правды”.)
Как-то поздней ночью Ворошилов ехал в автомобиле, он сидел рядом с шофером, а на заднем сиденье — Кольцов и еще кто-то.
Фары выхватили из темноты стоящий на обочине военный грузовик, а около него фигуру солдата-водителя, который махал рукой, чтобы остановить приближающуюся машину.
