Шапарцы, которых осталось человек пять, сгрудились вне пределов досягаемости его меча, дрожа от ярости и сжигая трубадура злобными взглядами.
— Что, устали, ребята? — обратился к язычникам Рэндери, испугавшись их взглядов не больше, чем раньше испугался их истошного визга. — Э-гей!
Его голос странно прозвучал в тишине коридора и словно встряхнул растерявшегося на миг врага.
Один из шапарцев, который до сих пор прятался за спинами остальных, вдруг буквально взлетел на плечи товарищей и — всё это заняло едва ли секунду — вскинул маленький лук, прицелился и пустил стрелу.
Стрела коротко свистнула, и шут увидел, как ее наконечник на три пальца вышел из спины слуги. Слуга без единого звука рухнул к ногам шута, факел выпал из его руки и зашипел в кровавой луже.
Визг, которым шапарцы встретили темноту, был похож на их прежний визг, как вой гиены — на нежное щебетанье ласточки — и с этим торжествующим кличем язычники навалились на Рэндери.
— Свети, шут! — успел прокричать рыцарь, но крик его оборвался, перейдя в задушенный хрип.
Шут уже наполовину был на том свете.
Он вжался в крохотную нишу в стене, а над ним словно бесновался табун грызущихся лошадей, только чудом не задевая его копытами. Но шут не сомневался, что вот-вот из черного комка визга, топанья и ударов вынырнет нож и для него… Крик Рэндери вырвал его из предсмертного оцепенения.
Факел с последними чуть шевелящимися язычками пламени валялся рядом с нишей, и шут ясно понял: если эти язычки погаснут, он никогда больше не увидит света. Протянув руку, он подхватил факел, отстранил его как можно дальше от себя — и пламя вновь весело затрещало и осветило коридор.
Кристиан Рэндери яростно метался, вырываясь из рук повисших на нем шапарцев; он ударил наугад мечом, кулаком в железной перчатке, встряхнулся, как собака, выходящая из воды, — и освободился.
— Свети!!! — проревел он и бросился за отступающим врагом, даже не оглянувшись на шута.
Шут перепрыгнул через корчащегося язычника, который чуть было не вцепился зубами в его ногу, и побежал за трубадуром.
Но оставшиеся в живых шапарцы бесследно канули в лабиринт переходов.
Со всех сторон доносился приглушенный шум далеких схваток, словно за обладание развалинами сражались полчища призраков; иногда в боковых коридорах мелькали чьи-то быстрые тени, и острие меча Кристиана Рэндери тотчас нацеливалось туда, готовое в любой момент отразить внезапный удар.
Шут шел за широкой спиной рыцаря, перекладывая факел из руки в руку и подскакивая при каждом неожиданном звуке. Он с тоской думал о свежем воздухе, дневном свете и просторе полей, где не надо на каждом шагу ждать, что в тебя воткнется стрела или нож…
— …Свети! — вдруг рявкнул Рэндери.
Шут высоко вскинул факел — и увидел нацеленное на него острие копья.
Но он не успел попрощаться с жизнью: спина Рэндери заслонила от него копье, раздался звук удара, потом — глухой стук падения тела, и рыцарь удовлетворенно крикнул:
— Готов!
Трубадур пинком отбросил труп шапарца к стене, а в следующий миг шут подпрыгнул и снова поднял факел высоко над головой: совсем рядом из-за поворота вдруг вынырнул яркий огонь.
Бежавший сломя голову рыцарь споткнулся о труп и с трудом удержался на ногах. За рыцарем еле поспевал оруженосец с факелом — такой же яростно-оскаленный, перемазанный кровью и дрожащий от возбуждения, как и его господин.
— А, это вы! — воскликнул рыцарь при виде Рэндери. — Прикончили мерзавца? Отлично!
— Что слышно? — отозвался Рэндери. — Драчка, похоже, кончается?
— Черта с два! В боковых коридорах этой нечисти еще полным-полно, там сейчас развлекается Роберт Лев. А в большом зале язычники кишат на лестнице, стреляют из луков, визжат и сбрасывают на нас с галереи скамьи и дубовые брусья! Дьявол, жаль, что граф не захватил с собой собак — стоило бы натравить на них свору, а потом пойти с рогатинами, как на медведей, и повыпускать им кишки! Разойдемся, рыцарь, говорят, где-то есть обходная галерея, я хочу малость прижечь мерзавцам зады…
Рыцарь с оруженосцем с трудом протиснулись мимо, и трубадур крикнул им вслед:
— Эй, а даму нашли?
— Кого? — переспросил рыцарь, выглядывая из-за плеча оруженосца. — А! Черт знает, Роберту Льву сейчас не до нее, а остальным и подавно!
Он побежал по коридору с предельной скоростью, какую позволяли развивать его доспехи, и вскоре скрылся за поворотом.
Рэндери посмотрел на шута, шут посмотрел на Рэндери — и чуть не выронил факел.
Лицо рыцаря казалось маской из красной тряпки: кровь сплошь заливала его, вытекая из раны на голове, на лбу висел сорванный кусок кожи, кровь капала с подбородка на доспехи. Рэндери улыбнулся шуту сквозь эту страшную маску, снял перчатку и вытер ладонью глаза.
— Ну что, малыш? — непривычно тихо спросил он. — Вперед, во славу феи Фата-Морганы?
От этой улыбки шут вытянулся в струнку и поднял факел как можно выше….
А Рэндери снова надел перчатку, повернулся и зашагал вперед по коридору, все так же чутко ловя каждый шорох и держа наготове меч.
17
В начале двух расходящихся под прямым углом коридоров они наткнулись на труп рыцаря со стрелой в горле.
Рэндери нагнулся, сорвал с рыцаря шлем, приладил на место содранный кусок кожи на лбу и прижал его, надев шлем. Потом привалился плечом к стене, вытер лицо и оглянулся на шута.
Должно быть, глаза шута вновь напомнили ему выпотрошенную на турнире лошадь, потому что он ободряюще прохрипел:
— Держись, малыш! Ничего, сейчас отыщем твою сестрицу… Давай показывай, в какую сторону идти!
Шут не сразу понял, что сказал трубадур…
А когда понял — страх покинул его, и он сжал свой факел с яростной старательностью древнего хранителя огня.
— Кристину? — спросил он, глядя на страшное лицо Рэндери уже не лошадиными, а собачьими глазами. — Да ведь она сейчас…
Но он не успел сказать, что Кристины, слава богу, нет сейчас в этом проклятом замке, что она в лесу, под надежной защитой диких торни и альков…
В конце коридора стремительно сгустились тени, воздух с тонким свистом разрезало несколько стрел.
Факел в руке у шута, спасавший от гибели в ближнем бою, теперь послужил ориентиром для прицела.
Одна стрела ударилась о нагрудник Рэндери и отскочила, вторая вонзилась в правую руку трубадура выше локтя, третья оцарапала руку шуту. Шут, шарахнувшись в сторону, выронил факел, и снова дикий визг, к которому невозможно было привыкнуть, прошил его голову от уха до уха.
— Свети, мерзавец!!! — проревел Рэндери.
Этот рев ударил шута больней, чем шапарский визг и все испепеляющие ругательства Роберта Льва; он подхватил факел и снова высоко поднял его над головой.
Возможно, секундная темнота как раз и спасла их.
Короткого мгновения хватило шапарцам на то, чтобы подбежать к врагу, но не хватило, чтобы пустить в ход ножи… А в следующий миг Рэндери уже опустил свой меч на голову ближайшего язычника, и шут содрогнулся, когда струя горячей крови окатила его голую руку.
