были не только территориально-административными единицами, но и организациями, объединявшими близкие по характеру деятельности группы ремесленников и торговцев. Однако развитие внутренней торговли замедлялось воздействием феодальных отношений. Торговые операции облагались многочисленными пошлинами. Все торговцы делились на местных, иногородних и иноземцев. Наименьшие пошлины изымались с местных купцов, наибольшие с иноземных гостей.
В Россию ввозились ткани, металлы и металлические предметы, в том числе и деньги, предметы вооружения, стеклянная утварь, бумага и другие предметы. Россия нуждалась в железе и изделиях из него. Испытывая острую потребность в цветных металлах, особенно в меди для литья пушек и колоколов, Россия, не имевшая собственных разработок цветных металлов, была крайне заинтересована в этом товаре. Чеканка денег и денежное обращение зависело от привоза серебра.
В России ходили серебряные и медные деньги, московские, тверские, псковские, новгородские. Всякий серебряник бил и выпускал монету, однако правительство наблюдало, что бы денежники ни обманывали в весе и чистоте металла. Вместо нынешнего ста, обыкновенным торговым счетом было сорок и девяносто. Серебряных в рубле считалось двести денег, и стоил он два золотых червонца, а медных – пул одна тысяча двести в гривне. Новгородские деньги имели почти двойную цену, их было сто сорок в рубле. Золотые деньги ходили только иностранные: венгерские червонцы, римские гульдены и ливонские монеты, цена которых менялась.
Пан Адам Вишневецкий и старый иезуит всю ночь на пролет молились в капелле. Цель у обоих была одна, а вот желания разные. Обращаясь в своих молитвах к Деве Марии, они оба искренне просили у нее милости и заступничества, также просили ниспослать выздоровление царевичу Дмитрию, так неожиданно оказавшемуся, как они считали, на их попечении. Пан Вишневецкий просил Святую Заступницу оказать ему милость и посадить на Московский трон своего слугу. Жажда неограниченной власти и мечты о несметных российских богатствах, разогрели его холодную, циничную душу, а молитву сделали неистовой. Желания святого отца были немного поскромнее. Он не просил у Девы Марии, ни богатства, не просил у нее ни каких других земных благ, желание его было одно, расширить влияние Римской католической церкви далеко на восток. И в своих тайных мечтах, он видел себя уже первым Российским кардиналом-просветителем. Услышала ли Святая Дева их душевный крик, осталось не известным, но под утро пришел лакей с донесением от лекаря: 'больному стало лучше'.
В этот момент в их душах ярко вспыхнула искра надежды. Они еще раз в благодарность вознесли молитву Святой Деве, теперь уже за ее заступничество и отправились отдыхать. Прежде чем отойти ко сну, пронырливый иезуит решил в срочном порядке отправить донесение в Краков, Папскому Нунцию Рангони, где подробно описал событие прошедшего дня и ночи.
ГЛАВА 5.
Польский король и Великий князь Литовский Сигизмунд усердно размышлял. Мысли его были не об истине, а единственно о пользе Государству. Его воображение рисовало следующую картину: – Что должно быть лучше для короны и Рима? Чего нельзя требовать от Дмитрия в благодарность за содействие в приобретении Московского престола, который всегда отвергал духовную власть Рима?
– Россия опасный сосед, – думал он, – но в ней можно найти и друга, а достигнув цели навеки утвердить католическую веру. Располагая силами Российской Державы можно легко обуздать турков и крымского хана, подмять под себя всю Ливонию, Эстонию, Швецию и открыть для себя торговые пути на восток в Персию, Китай и Индию. Без сомнения этот проходимец Дмитрий бессовестный обманщик, но как уверенно себя ведет. Скорее всего, Сейм не поддержит затею с войной против России, но в угоду мне, закроет глаза, если рать будет состоять из вольницы.
Сигизмунд улыбнулся, многие вельможи удерживали его от опасностей войны с Россией. Не дерзая самолично поднять знамя войны, тем самым нарушить двадцатилетнее перемирие, заключенное с Годуновым и пойти наперекор Сейму, он решил поддаться на убеждения иезуитов и ревностных защитников Дмитрия, Адама и Константина Вишневецких и тестя последнего, Воеводы Сендомирского – сенатора Юрия Мнишека. Он уже укрепился в своей правоте, но ход его мыслей прервал приход Нунция Рангони.
– Ваше Величество, – обратился он к Сигизмунду, – сегодня я получил депешу из Рима от Папы Клемента VIII. Он готов покровительствовать вам, данной ему духовной властью Апостольского Наместника, в ваших начинаниях. Наслышанный о благодетели Дмитрия, Папа надеется при помощи вашего усердия в делах веры, подчинить Риму все неизмеримые страны востока. На днях из Ватикана прибудут деньги. Папа хочет, чтобы вы небыли стеснены в средствах при формировании армии.
– Я глубоко тронут, Ваше Преосвященство, расположением ко мне Папы Клемента VIII и я приложу все усилие, однако это предприятие требует быстроты действий и тайны, чтобы не дать возможности Годунову подготовиться к обороне, а также по этим причинам не может быть предложено Сейму. И еще, я бы хотел посмотреть на этого царевича.
– Ну, это я вам устрою, Дмитрий сейчас находится в Самборе, у сенатора Юрия Мнишека и на днях вмести с ним, прибудет в Краков.
– Папа, царевич Дмитрий сделал мне предложение!
Воевода Сендомирский Юрий Мнишек удивленно уставился на дочь.
– Какое предложение Марина?
– Папа, ты разве не понимаешь, Дмитрий предложил мне прямо сейчас у фонтана в саду руку и сердце.
Юрий Мнишек заметил сразу, что после переезда в Самбор, Дмитрий часто поглядывал на Марину и оказывал ей знаки внимания. Он не видел в этом ничего предосудительного. Убежденный Вишневецкими и иезуитами, пан Мнишек поддался всеобщей эйфории и стал ревностным сторонником царевича. Старость не мешала ему быть ни честолюбивым, ни легкомысленным до безрассудства. Его юная дочь Марина унаследовала все качества характера отца и была легкомысленной и ветреной особой. Ее нельзя было назвать привлекательной. Тонкие губы, обличающие гордость и мстительность, вытянутое лицо, слишком длинный нос, редкие черные волосы, тщедушное тело, крошечный рост и маленькая грудь мало отвечали тогдашним представлениям о красоте. Подобно отцу, Марина Мнишек была склонна к авантюре, а в своей страсти к роскоши и мотовству она превосходила его на порядок. Она вряд ли испытывала, какие нибудь чувства к Дмитрию, но титул наследника Московского Престола и несметные богатства России делали будущего жениха очень даже привлекательным.
В душе, гордый воевода Сендомирский был рад и давно благословил эту взаимную симпатию в надежде видеть Россию у ног своей дочери, а также и как наследственную собственность ее потомства. Однако следовало еще утвердить эту лестную надежду и хитро воспользоваться затруднительными обстоятельствами жениха. Пан Мнишек уняв радость, которая переполняла его, напустил на себя строгий вид отца, который раздумывает о предложении руки и сердца сделанном дочери.
– Скажи-ка Марина, вы были с Дмитрием одни, когда он делал тебе предложение?
– Нет, папа я была с кузиной, а он подошел вместе с Его Преосвященством монсеньором Рангони.
– А он это слышал?
– Да конечно, ведь мы же были вместе.
– Это хорошо, даже очень хорошо, иди дочка к себе, я подумаю над этим. Да вот еще что, скажи, а где сейчас Рангони.
– Наверное, там, в саду с царевичем.
– Ладно, иди, оставь меня одного.
Пан Мнишек размышлял:
– Неспроста этот хитрый иезуит крутится возле царевича Дмитрия. Наверное, хочет прибрать к своим рукам как можно больше Российских богатств, которые по праву должны принадлежать мне и Марине. После переезда Дмитрия в Самбор, он не на шаг от него не отходит, всюду следует за ним тенью. Интересно, где он пропадал последние четыре дня? Нужно обязательно чтобы король Сигизмунд одобрил этот брак.
Размышления его были прерваны стуком в дверь, вошедший лакей объявил:
– Его Преосвященство, Нунций Рангони!
Папский Нунций шел к пану Мнишеку твердым шагом, доброжелательно улыбаясь. Его походка напоминала скорее солдата, нежели священника. Он сел в рядом стоящее с Мнишеком кресло, и разглаживая складки сутаны, обратился к нему.
– Сегодня я возвратился из Кракова. Его Величество король Сигизмунд шлет вам привет и очень сожалеет, что вы так редко последнее время бываете при Дворе. Король хочет видеть вас послезавтра на приеме вместе с царевичем Дмитрием. После приема он даст вам обоим аудиенцию.
Пан Мнишек про себя подумал: – Ну что же, все складывается как нельзя лучше, – и, обращаясь к Рангони, сказал.
– Скажите Ваше Преосвященство, вы в курсе того, что Дмитрий сделал предложение моей дочери?
– Конечно! Более того, это я просил его открыться вашей дочери. Бедный мальчик так страдает от любви. Судьба была несправедлива к нему практически с самого рождения, и теперь, когда у него есть верные друзья и расположение самого Папы Клемента VIII и короля Сигизмунда, я считаю, что это счастье он заслужил. Он любит Марину и готов к ее ногам положить всю Россию, а мы с вами, дорогой друг, должны радоваться их счастью.
– Ну что же, я тоже так считаю, однако нельзя рубить с плеча, нужно испытать его честность и любовь и отложить бракосочетание до его воцарения. Завтра мы выйдем в Краков. Вы будете нас сопровождать, Ваше Преосвященство?
– Да,
