- Бык, это Рита, и ты не в аду, а в Кварталах. Ты застрелил меня этим вечером в «Сладком Зубе», помнишь?
- Я застрелил тебя? Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
- Почему ты это сделал?
- Тебя не должно было быть в «Зубе». Это не входило в наши планы. Мы хотели оставить зерно себе. Агния сказала, что никогда не простит твоего брата. Она хотела сделать ему больно, сделав больно тебе.
Я разучилась дышать. Неужели я умерла из-за того, что Агния так и не смогла переступить через отношения столетней давности? Выходит, меня бы не впутали в историю с зерном, если бы между этими двумя в выпускных классах ничего не было! Агния нашла бы другого козла отпущения, мы бы продолжали время от времени выбираться в кафе и говорить ни о чем. От злости и потрясения у меня тряслись руки. Пришлось сцепить их и переплести пальцы.
Одно я знала наверняка: я не расскажу об этом Владу. Вы вновь спросите, почему. И вновь я отвечу, что не знаю.
Если бы не Агния, я бы не стала коматозником. Если бы не я, Агния бы не умерла. Впервые я почувствовала разницу между «умереть» и «стать коматозником».
- Если я тебя застрелил, - внезапно спросил Бык, - почему ты сейчас говоришь со мной? Ты тоже умерла? Мы оба в аду?
- Во мне зерно, которое мы нашли у тебя.
- Это не мое зерно, за него заплатил зверолюд по имени Константин.
Константин присвистнул, дескать, еще бы.
- Это ты, Дьявол? – встрепенулся Бык, поворачивая голову на новый звук.
- Да, это я, - подтвердил Константин.
Я укоряющее посмотрела на зверолюда.
Бык заплакал:
- Я знал, что это ты, знал, что окажусь в аду! О, мама-мамочка, мне так страшно! Где Агния? Агния!
Меня потихоньку начинало это доставать.
- Агния мертва, - сказала я.
- Какой ужас! – Бык начал громко всхлипывать. – Я так любил ее!
Поняв, что больше не выдержу ни секунды, я сорвалась с места и размашисто зашагала вдоль дороги, села на заснеженный бордюр и подставила лицо под заметно поредевший снег.
Константин подошел ко мне, казалось, спустя целую вечность. К тому времени я уже чувствовала себя значительно лучше, руки почти не дрожали.
- Действие «Туриста» закончилось, - сказал он, усаживаясь рядом и вытягивая ноги. Он был обут в поношенные казаки, из которых торчали лохматые штанины джинсов. – Я же говорил, зрелище не из приятных.
Ненавижу, когда предложение начинается с «я же говорил». Но я промолчала, подтягивая ноги к груди и обхватывая коленки руками.
- Узнал что-то интересное?
- Думаю, с моей стороны будет правильней больше не впутывать тебя во все это.
Я какое-то время молчала, обдумывая сказанное.
- Слишком поздно об этом заботится, Константин, - вздохнула я.
- Ты повидалась с Быком. Задала ему вопросы, получила ответы. Езжай домой, Рита.
- Поздно, - повторила я. – Я помогу тебе достать зерно.
Его профиль был резко очерчен в свете задних фар авто. Константин был напряженным, рассерженным и уставшим одновременно. Нахмурившись, он смотрел перед собой.
- Тебе что, совсем мозги вышибло? – Его губы едва шевелились. – Ты не знаешь, о чем говоришь.
- Тебе не удастся задеть меня. Я уже приняла решение.
- Так вот ты какой, цветочек аленький, - хмыкнул он и повернулся ко мне, кожаная куртка с готовностью заскрипела. На его губах играла горькая улыбка. – Знаменитая Рита Палисси, по вине паршивого зверолюда ставшая коматозником. Однако уже не паршивый зверолюд, а она сама продолжает рыть себе яму.
- В детстве я вырыла много ям в песке, - сказала я задумчиво.
- Ты хочешь поехать со мной.
Это был не вопрос. Я кивнула и, съежившись, вжала голову в плечи. Константин дал мне сигарету и сам закурил. Мы смотрели, как падает снег, но каждый думал о своем. В конце концов, Константин начал рассказ. Его голос вплетался в тишину снежной декабрьской ночи. Он коротко пересказал мне все, что услышал от Быка.
Итак, Бык сказал, что не раньше, чем этим утром, Агния наведывалась в Церковь механизированных к некому Пушистому Хвосту, чтобы забрать предназначенное для Константина зерно. Собственно, куда ей еще наведываться, как не в единственную в городе колыбель легальных зерен? Просто необходимо знать верные точки соприкосновения. Такие, как, например, Пушистый Хвост. Все лучше, чем, попав в Церковь,
