Спрашивает Миша.
— Ну, трепло, показывай, что у тебя?
Сеня выкладывает на камень кусок хлеба, пучок зеленого лука, щепотку соли и одно яйцо.
— А спички? — стараясь придать голосу строгость, спрашивает Миша.
— Спички не взял, — со вздохом говорит Сеня.
— Как так не взял, а уговор? Потупившись, Сеня виновато отвечает:
— Не нашел, не знаю, куда мамка спрятала. Миша обводит всех удивленным взглядом:
— Видали обманщика?
— Я не обманщик, а не нашел, — стараясь оправдаться, отвечает Сеня.
— Ври, ври. Так тебе и поверил. — Глаза Миши становятся злыми. По праву старшего, он выносит безапелляционное решение: по пятнадцати щелчков от каждого. — Подставляй башку, если в ней ума нет.
Приговор приводится в исполнение немедленно. К концу казни на середине лба у Сени появляется шишка.
— Ну, хромоножка, что у тебя? — с важным видом продолжает свой допрос Миша.
Алеша вытаскивает из-за Пазухи натертую солью краюху ржаного хлеба и шкалик топленого молока, потом оттуда же появляется кусок бумаги.
— Да это шпалера, разве ее курят? — презрительно говорит Миша.
Несмотря на самые горячие доказательства, что, из шпалер тоже выходят хорошие цигарки, Миша плюется, бросает бумагу в сторону и присуждает Алеше по десять щелчков от каждого.
У Феди, кроме куска хлеба и двух картофельных лепешек, оказались горсть махорки, три спички и кусочек чиркалки, а у Миши настоящая курительная бумага.
Отсыпая Сене махорки на целую цигарку, Миша спросил:
— А ты когда-нибудь курил?
— Нет еще, не курил, — виновато признается Сеня.
— Кержак ты, и есть кержак.
— Кержаки, разве это народ? — презрительно усмехнувшись, поддержал Федя.
— Все равно: бара бир, вера разна, а царь один, — отшучивается Сеня башкирской пословицей, неточно переведенной на русский язык.
— Давай зажигай!
Алеша уже курил, но только мох, а махорки никогда в рот не брал, однако на вопрос Миши он отвечает гордо и независимо:
— Курил сто раз.
— Ладно, — с ехидством заключает Миша. — Только чтобы весь дым глотать в себя. Посмотрим, что вы за табашники!
После нескольких затяжек крепкой махоркой каменная глыба вдруг сдвигается и идет кругом. Когда выкурили по две цигарки, у Алеши и Сени началась рвота, они не могли подняться на ноги. Все кружилось, болела голова, тошнило.
Миша с Федей тоже чувствовали себя неважно, но храбрились и предлагали идти дальше. Чтобы заставить Сеню и Алешу подняться, Миша пошел на хитрость: собирая провиант, он лукаво подмигнул Феде:
— Ладно, пусть остаются, отдышатся — придут сами.
Мы не казенные ждать такую кислятину, пошли. А не придут, — внушительно пригрозил Миша, — так расскажем матерям, как они ягоды собирали.
Угроза подействовала. Сеня заплакал:
— Я пить хочу.
Алеша тоже заплакал и тоже попросил пить.
— Нате, дуйте. Свяжешься со шпингалетами — одна маята, — ворчал Миша, подавая Сене шкалик с молоком, — только чтоб пополам.
После выпитого молока мальчишкам стало легче.
— Ну, инвалидная команда, шагом марш! — громко скомандовал Миша. Группа лениво поплелась дальше.
Алешу все еще тошнило. Он с трудом передвигал ноги. Хотелось остановиться и снова лечь на землю. Сене тоже было нелегко, он даже позеленел весь, но ему помогла говорливость.
— Алеша, а ты домового видел?
— Я-то? Нет, а что? — с трудом ответил Алеша.
— А я видел, — таинственно сообщил Сеня. — Ночью вчера проснулся, смотрю: в переднем углу под столом стоит, глаза, как огни! Я ближе к бабушке, а он обратился кошкой да как в дверь полыснет. Уж я испугался!
— Большой?
— Домовой-то? Больше кошки, с ягненка.
— А мне бабушка говорила, что он может быть и с корову, и с лошадь.
— Ну, это у кого как, у нас в бане только с мышку, а кричит по ночам как! Ух! Прямо страшно.
— А дедушка мне говорил, — снова, уже с усмешкой, заметил Алеша, — что по ночам это сова кричит.
— Вот уже сказал, — рассердился Сеня, — сова? Сам ты сова! Я вот скажу домовому, как ты его совой ругаешь, тогда…
— Держи! Лови! Бей! — закричали идущие впереди Миша с Федей.
— Хорек курицу украл, лови! Бей!
Но крик ничуть не смутил разбойника. Не обращая внимания на ребят, он пересек дорогу и помчался дальше.
Схватив камни, ребята бросились вдогонку, на ходу швыряя ими в хоря. Когда один из камней упал совсем близко от зверька, он подпрыгнул, остановился, посмотрел на упавший камень, затем бережно положил курицу и с писком бросился на своих преследователей.
Ребята, не чуя под собой ног от страха, что есть силы побежали назад. Хорь гнал их несколько дальше того места, откуда они начали его преследовать, но когда он побежал обратно, ребята снова кинулись за ним и бежали до тех пор, пока хорь не обернулся и снова не погнал их назад.
Так повторялось несколько раз. Однако вскоре хорь, перепрыгнув через попавшийся по пути шурф, упал в яму. Середина шурфа обвалилась, поэтому выпрыгнуть или вылезть из него он не мог, но спрятавшись под нависшим верхом шурфа, хорь был в безопасности. Брошенные камни его не доставали, а спуститься в шурф ребята боялись.
Погиб хорь от злости. Падавшие в шурф камни приводили его в ярость, он все чаще и чаще выскакивал из укрытия, хватал их зубами и бросался на края шурфа.
— Погодите, ребята, — после долгой и неудачной возни закричал Алеша, — я знаю, тут по-другому надо. Мы его сейчас обманем.
Ребята с недоверием посмотрели на него.
— Бери каждый по пять камней, — скомандовал Алеша. — А теперь вставайте поближе к яме и ждите. Я буду его выманивать, а вы убивайте.
Алеша бросил в шурф один за другим три камня. Зверек выскочил на середину шурфа.
— Бей, — закричал Алеша. Ребята начали осыпать врага камнями. Один угодил хорю в голову — и он умолк, волчком завертевшись на дне шурфа. Тут они его и добили.
На кордоне ребят остановил лесообъездчик.
— Куда?
— По ягоды.
— Давай назад, нечего зря траву топтать, она не ваша, господская, — загораживая дорогу, сердито предложил лесообъездчик.
— Дяденька. Вон сколько народу идет. Мы тоже заплатим, — за всех начал просить Федя.
— Ну, тогда другое дело, так бы и сказали, — по пригоршне ягод с каждого. Но смотрите, не вздумайте лисить, тогда пеняйте на себя.
