- Ложь, ложь, правда, - ответил Птицелов без раздумий.
Рубанок тихонько засмеялся. Сплюнул за борт, поднялся и пошел себе цигарку стрелять. За ним поплелся Фельдфебель. Облом присвистнул. Помрачнел лицом, заиграл желваками.
- Признавайся, доходяга, с самого начала знал, что я не домушник?
- Да, - ответил Птицелов.
- Ну мутоша! Ну учудил! - прогундосил Облом под нос. - Опасный ты тип, как погляжу. Простак простаком на рыло, а на самом-то деле…
- Дальше, доходяга! - орали охранники наперебой. - Читай дальше, массаракш, не то снова макнем!
Скользил по палубе луч прожектора. Позднее было уже время, но никто не спал. Мокрый, замерзший и злой до черных глаз Облом стоял на табуретке. Перед ним сидели полукругом свободные охранники, за охранниками расположились дэки. Кто-то дымил цигаркой, кто-то скреб ложкой по дну консервной банки, выбирая последние капли свиной подливы, кто-то хихикал, как заведенный. Облому не хотелось, чтоб его снова макали лысиной в активные воды Голубой Змеи, поэтому он декламировал, выпучив от усердия глаза:
Кто- то запустил в чтеца пустой консервной банкой. Банка звонко щелкнула Облома по лбу.
- Не верю! - заревел начальник охраны. - С выражением, массаракш!…
Облом переступил с ноги на ногу, поежился. В мыслях он проклинал Отула Сладкоголосого за то, что тот написал три дурацкие поэмы. Одновременно он возносил хвалу Отулу, ведь тот написал всего три поэмы, а не одиннадцать, как, например, Цвег Ехидна.
Облом сбился и с ненавистью поглядел на Птицелова - тот стоял вместе с мутантами чуть в стороне от основной группы дэков. «Хватило же ума не сболтнуть при доходягах, что я и Цвега Ехидну - наизусть! Кто же заложил? Фельдфебель?»Охранники и дэки загудели. С их мнением приходилось считаться.
Слушатели заулюлюкали, разразились аплодисментами. Фельдфебель сунул два пальца в рот и громко свистнул.
Начальник охраны демонстративно передернул затвор карабина и пальнул в небо.
- Так, доходяги! - зазвучал его менингитный голос, как только дэки умолкли. - Сказали господину Облому спасибо, побрызгали в речку и - спать! Вторую поэму Сладкоголосого мы послушаем завтра. После ужина попрошу не опаздывать. Разошлись, доходяги!
Облом слез с табуретки. Рассеянно покивал в ответ на сумбурные слова благодарности. Забрался в свой спальник и до утра скрипел зубами, страдая от холода и позора.
Птицелов тоже подумал о том, чтобы отправится на боковую, но ему помешали - шестеро угрюмых типов обступили со всех сторон: не сбежать, не вывернуться.
- Братка, тут консультация твоя нужна, - проговорил самый угрюмый из них по кличке Колотый - весьма опасный уголовник. - Ты ведь не откажешь в помощи друзьям- дэкам?
- Скорее всего, нет… - буркнул Птицелов
Тут, мутант, дело такое щекотливое… - продолжил Колотый.- Общак прохудился, Доходяги, которые за ним приглядывали, говорят, что ничего не видели. Мол, никто к обща к у лап не тянул. Стало быть, кто-то из них ложки гнет. Укажешь кто и иди себе спать.
Кольцо разомкнулось, к Птицелову втолкнули двоих дэков. На доходяг они не походили - были плотными, широколицыми, круглоголовыми. Несмотря на отменную физическую форму, эти двое имели вид битых крыс. И вели себя должным образом.
- Эй! Что за сборище? - заволновался один из охранников. - Упырей решили подрал нить?
- Погоди упырями пугать, начальник! - отозвался Колотый. - Сейчас пожелаем доброй ночи друзьям- дэкам - и спатки!
- Ладно, не затягивай с лобзаниями… - бросил охранник, удаляясь.
Подозреваемым дэкам дали по оплеухе. Сначала одному, потом - второму.
- Бренчите, гниды!
- Я ничего не видел, - пробасил первый.
- Массаракш! Не видел, не видел я… - забормотал второй, и ему еще раз врезали по бритому затылку.
Птицелов закусил губу. Он понимал: если подвяжется выступать судьей в щекотливых вопросах уголовников, то рано или поздно схлопочет пером по горлу. А если не подвяжется, то перо его найдет прямо сейчас. Кинут еще тепленьким за борт, и поминай как звали. Допустимые потери среди делинквентов во время транспортировки уже подсчитаны и внесены в сопроводительную документацию.
- Они правду говорят, - выдавил Птицелов - Оба.
- Чего? Оба? Да ты ложки гнешь, доходяга косолапый! - забубнили уголовники.
- Я не гну ложки, - ответил Птицелов,
Он всегда ощущал боль и стыд, едва услышит чужую ложь. Он ожидал, что расплата за собственное вранье будет подобна адским мукам. Но ничего такого с ним не случилось. Ни толчка совести, ни душевного колика. Оказалось, что, чутко ощущая неправду, он вполне способен врать три короба Такой вот односторонний дар.
- Смотреть лучше за общаком надо было! - почти выкрикнул Птицелов. - У этих двоих - глаз не хватило!
- Ну ладно, - угрюмые типы стали еще мрачнее - Иди пока. Спи. Если чего, мы тебя кликнем…
Зато двое обвиненных дэков глядели Птицелову в глаза преданно, с уважением, замешанном на полном стакане страха. Побитые псы пританцовывали, желая угодить новому хозяину.
Их чувства понять было нетрудно, потому что они оба говорили неправду.
Угрюмая братия наконец рассеялась. Птицелов перевел дух. Раскатал валик спальника и забрался внутрь.
Но глаза закрыть не успел: кто-то осторожно толкнул его в бок. Послышался свистящий шепот:
- Эй, достопочтенный!
Птицелов высунулся из спального мешка. Оказалось, что рядом с ним на корточках сидит незнакомый дэк. В фосфоресцирующем свете ночного неба Птицелов увидел, что дэк этот немолод и морщинист, как печеный картофель. В глазах незнакомца как-то необычно отражался свет ночного неба, и Птицелов ощутил тревогу. Уж не буйный ли Циркуль - псих с непредсказуемым нравом и походкой кукольного человечка - пожаловал к нему в гости? Циркуля все сторонились - даже уголовники и мутанты. Делинквент, условно-освобожденный, так как пятеро убитых им офицеров были, как ни крути, пособниками порочного режима Отцов.
- Не боись, достопочтенный господин, это я -Циркуль…
И вновь Птицелов не посмел ругаться вслух. Он слышал, что сам доктор Таан был против того, чтобы
