— А золотая рыбка, слышишь? Все еще возмущается.
— Нашла, кого слушать! — сказала я насмешливо, на всякий случай прикрыв банку ладонью. — Вспомни как она из лазурного пруда, словно ошпаренная, выскочила, а потом весь вечер вопила, будто бы мы на ее драгоценную жизнь покушались. А выпь уже была здесь, землянику с крыши воровала. И ничего, никто ее за то не убил.
Чуть не падая от усталости, моя упрямая подруга стояла на своем:
— Пусть даже и так, но нехорошо входить в дом без приглашения хозяев.
— Зюзя все равно уже вошла! Да ты сама посмотри, видно же, что нас ждали. Дверь не заперта, и свет горит.
У Силоны не осталось доводов в свою пользу, и она покорилась обстоятельствам. Втащив свои многочисленные пожитки, мы сразу направились к креслу, на котором уже дремала выпь, и с облегчением плюхнулись на мягкие подушки. Почувствовав тепло и уют лесной хижины, голубки успокоились, и лишь золотая рыбка еще некоторое время причитала, но больше для проформы. Вскоре и она затихла, и тишину нарушал только ставший давно привычным скрипучий шепот говорящих камней.
Приютившая нас каморка напоминала то ли гостиную, то ли прихожую. Возле двери из стены сиротливо выглядывала суковатая палка, похожая на вешалку для одежды. На ней, однако, ничего не висело — неудивительно, раз хозяева куда-то отлучились. В углу примостилась закопченная печурка. Перед нами стоял невысокий стол, накрытый расписной скатертью, а вокруг него расположились такие же низенькие пуфики. В полу имелась еще одна дверь, круглая, как и окна дома. Под ней наверняка что-то было — какое-нибудь помещение типа подпола. А иначе, для чего дверь?
— Откроем, если не заперто?
— Зачем? — Силона снова затряслась от страха.
— Надо же знать, вдруг там кто-нибудь притаился.
— Ну и пусть себе сидит, лучше не лезть. Может, тогда и он… или оно нас не тронет.
— А если оно ждет, чтобы мы уснули?
— Я здесь точно не усну!
— Я тоже… точно.
Договорившись бодрствовать до прихода хозяев, мы успокоились. Я вспомнила о письме от родителей и вскрыла помятый конверт. Чтоб мама не написала в подробностях обо всех возможных и невозможных опасностях, какие только можно было предположить с большой натяжкой? Быть такого не могло! И действительно, на большом листе бумаги была нарисована Долина Фей со всеми горными и водными угодьями, а рядом лес с извилистой тропинкой и полянка, на которой стоял человечек с большими ушами и лопатой. Но, самое главное, на схеме имелась похожая на берлогу хибарка с земляничными грядками на крыше. Отчаянно мигавшая стрелочка-челнок бегала по маршруту, который мы только что отпахали, упиралась в обросшую мхом дверь и возвращалась обратно, повторяя все снова и снова.
— Ну, слава богу, хоть пришли, куда надо!
Силона, отгоняя сон, внимательно рассматривала картинку вместе со мной и одновременно следила краем глаза за круглой дверью в полу, но, несмотря на все предосторожности, довольно быстро задремала. Я тут же решила, что хотя бы одна из нас должна бодрствовать, и перевернула лист на другую сторону. Там меня ждали многочисленные наставления — а как же иначе! От уже известных по тетрадке с инструкциями они мало чем отличались. И клубочку известны все на свете дороги, и волшебная птица предупреждает об опасностях, и надо присматриваться к ее поведению, особенно, если оно, это поведение, вдруг покажется необычным, и клубочков у меня на всякий случай не один, а два. И так далее, и тому подобное. И зачем отсылала письмо, а не телепатировала? Зря надеялась избежать нотаций!
'Эх, что-то непременно случится', — подумала я, засыпая где-то на середине пространных маминых излияний.
Гл. 3. Знакомый незнакомец
Меня разбудили булькающие звуки — рядом закипала вода в чайнике. Однако то, что я увидела, открыв глаза, уж никак не походило на чайник, а скорее на самовар, но и то слишком экзотический. На столе перед нами стояло абсолютно неудобоваримое сооружение, и в его нутре, в бесчисленных матовых трубочках пенились горные потоки, бурлили речные пороги и низвергались многоступенчатые водопады. Когда водная стихия полностью перемешалась с воздушной, по бокам устройства открылись четыре конуса. Из них в подставленные чашки полилась горячая душистая жидкость, да так стремительно, что в какой-то момент мне показалось, что напиток вот-вот потечет на скатерть. Но нет: дзинь, колпачки резво прыгнули на воронки, и все стихло. И только тут до меня дошло, откуда взялся невероятный самовар. То была все та же бандура-раскоряка. Почему-то ей надоело освещать поляну, и она перебралась в комнату с твердым намерением напоить нас чаем.
Впрочем, искусственное освещение уже и не требовалось. Наступило утро, и в маленькие круглые оконца логова сквозь задернутые занавески проникал солнечный свет. Силона тоже проснулась и с изумлением наблюдала за процессом разливания чая. Вдруг ее глаза радостно заблестели: она заметила толстую бадейку, до краев наполненную медом, и большое блюдо с лимонными дольками. Обе посудины, словно поняв немой намек, сразу же направились в нашу сторону. Неуклюже переваливаясь и чуть не опрокинув все свое содержимое на расписную скатерть, они кое-как приковыляли на ножках-колесиках и с готовностью застыли неподалеку. Настроение подруги изменилось.
— Зачем… эти… ко мне подошли?
— Не только к тебе. К нам обеим.
— Ко мне ближе!
— Наверное, догадались, что ты к ним хорошо относишься.
Силону мое объяснение не обрадовало. Она недовольно поежилась:
— Пусть бы лучше на прежнем месте оставались.
А меня, наоборот, услужливые до умиления плошки успокоили, напомнив подопечных Ядвиги, таких же невинно приставучих. И ко мне наконец-то пришло ощущение полной безопасности. Но отчего? Вроде никаких крепостных стен не наблюдалось. И, тем не менее, чувство защищенности было.
Не хватало только самой Заламеи, на помощь которой я очень надеялась.
Мы сидели все в том же кресле, на тех же мягких подушках, так коварно усыпивших нас ночью. Сидели и не знали, что же нам делать дальше. Не мешало бы позавтракать, но две лишние чашки… Они ведь для кого-то предназначались. Я даже догадывалась, для кого. Зюзя уже куда-то унеслась, голубки, которым надоело ждать, когда же их, наконец, покормят, занялись чисткой оперения, изрядно посеревшего в дороге. Даже золотая рыбка молчала, видимо опасаясь, что нам вдруг снова приспичит покинуть гостеприимное жилье. И только говорящие камни не прекращали шушукаться о чем-то своем, непонятном.
— Гав! — торжественно произнесла палка, которую я приняла за вешалку.
Дверь тихо скрипнула. На пороге, освещенный ярким дневным солнцем, с двумя большими мисками в руках стоял тот самый незнакомец, с которым мы повстречались в Домике На Курьих Ножках. Почему-то сейчас он не показался мне ни тучным, ни жалким. Более того, я узнала настырного хулигана, недавно прозвонившего мне все уши! Расплывчатое ранее изображение приобрело четкость, хоть глаза по- прежнему затмевали туманные стекла уродливых очков. Нам улыбался высокий и стройный молодой человек. Давно не стриженные светло-каштановые волосы весьма безалаберно развевались на ветру. Очень изменившийся, все-таки это был он, тот самый нелепый покупатель, которого так ждала Ядвига, старательно задерживая нас. Зачем-то ей было нужно, чтобы мы друг друга увидели.
— Доброе утро! — обратился к нам юноша, войдя в дом. — Давайте знакомиться. Меня зовут Андрис. Как насчет чая?
Мы закивали головами. Назвав имя подруги, я застряла на первой букве своего: почувствовала, что зря стараюсь — как нас зовут, ему уже давно откуда-то известно.
