– Спасибо, Кристин! – крикнул я, не оборачиваясь. – Уходите скорее!
– Увидимся, Джон! – донесся до меня ответ.
Когда мы все же поднялись на мостик, испанские корабли уже разошлись от «Ла Навидад». Адмирал приказал принести нам стулья, и я даже с комфортом наблюдал за друзьями. Прямо у нас на глазах Кристин спрыгнула в воду, пару раз нырнула, а потом с вызовом подняла вверх руку: в солнечных лучах засверкало золото.
– Хоть не потеряла, идиотка… – проворчала усевшаяся рядом с нами Моник. – Ну, значит, еще свидимся.
Меня потрясало самообладание этой женщины. Она, казалось, просто не умела отчаиваться.
– Расскажите, как вы сюда попали, – попросил я. – Скоротаем время. Граф, кажется, задремал.
– Он постоянно задремывает: старость, – вздохнула Моник. – Как попала? Ну, после моего неудачного выстрела. Надо было стрелять в тебя, Джон. Если бы я только знала, что ты сегодня выкинешь! А так – даже в Кристин не попала. Не понимаю, как это возможно! Меня гоняли между скал, словно лисицу. Особенно, конечно, старался наш общий друг Дюпон. Я карабкалась по кручам и лишь каким-то чудом не сорвалась. Изломала себе все ногти, исцарапала руки! – она стянула тонкую перчатку. – Смотри! В конце концов они загнали меня на обрыв, над самым морем. Внизу – сплошные камни. Клянусь, из сотни мужчин не прыгнул бы ни один! А я прыгнула, и, как видишь, пережила тот день. Утром на остров высадились испанцы, и охотники сами стали дичью. Часть буканьеров, вроде бы, смогла уйти на каноэ, ночью. Но большая часть пиратов мертва. Остальные – в трюме этого корабля. А как ты проводил без меня время, милый Джон?
– Гораздо лучше, – признал я. – Только рассказывать об этом не считаю нужным.
– Ну, мальчик, это невежливо! Проклятье, вот они и снялись с мели.
«Ла Навидад» закачалась на волнах. Матросы полезли на мачты, и вскоре, подняв все паруса, корабль пошел к югу. Это противоречило первоначальному плану Кристин добраться до Кубы, и я улыбнулся – теперь она будет думать, как выручить меня или хотя бы отомстить. Мои друзья были пиратами, но зато они были моими друзьями.
– Не стали стрелять, – заметила Моник, глядя, как удаляется «Ла Навидад». – Я так и подумала, что рядом с тобой – самое безопасное место. Дорожат, Джон, дорожат тобой, гордись! А где сейчас мой дельфинчик ты, конечно, тоже не скажешь?
– Лучше бы вам не знать! – я не сдержал улыбки. – Впрочем.
– Мы позволим себе прервать ваше милое воркование! – целая группа испанцев выстроилась передо мной и мирно посапывающим адмиралом. – Пора исполнять обещанное.
Я опустил пистолет и аккуратно вернул курок в безопасное положение. Хотелось что-то сказать, я повернул голову к Моник. И получил сильнейший удар по затылку.
Очнулся я в клетке, у меня болело все тело – испанцы не любили, когда оскорбляли их адмирала. Слышались приглушенные удары волн, и я понял, что нахожусь в трюме. С трудом приподнявшись, я увидел, что не один в клетке. Ко мне подошли три оборванных, худых человека со следами побоев, и я узнал членов команды «Пантеры».
– Жаль нет ножа – я вырезал бы тебе сердце! – сказал один из них. – Так же, как однажды вырежу сердца всем, кто бросил нас на Тортуге!
– Я не виноват, – а что еще оставалось сказать? – Так сложились обстоятельства. Мы бы обязательно вернулись за вами!
– Не за кем возвращаться! Кроме нас никого в живых не осталось, да и нам жить недолго! Только ты умрешь раньше. Ножа нет, так придется задушить!
– Погодите! – за их спинами появился еще один узник, прежде мной не замеченный. – Надо же сначала хотя бы расспросить! Дайте мне поговорить с малышом Джонни.
Пираты послушались его и отошли. А я, не веря своим глазам, узнал в этом израненном, заросшем щетиной до глаз человеке мсье Клода Дюпона. Он тяжело опустился рядом со мной и я заметил, что у него серьезно повреждена нога.
– Это за то, что слишком резво скакал по скалам за одной козочкой! – невесело пояснил он, заметив мой взгляд. – А рука – за то, что слишком хорошо стрелял! – Дюпон показал искалеченную кисть, замотанную грязным тряпьем. – Душка Моник лично раздробила мне все пальцы рукоятью пистолета. Еще могу показать ожоги, да они на спине, а рубаху снимать больно – присохла.
– Почему она не убила вас?
– Потому что я кое-что знаю о Круге Времени! – Клод пожал плечами. – А почему еще? Не ради же старой дружбы? Конечно, она меня хорошенько расспросила, пока развлекалась с пистолетом и раскаленной шпагой. Я все рассказал, уж не помню, сколько раз и в скольких вариантах. Ох, когда-то я мечтал проделать с ней все это, но не решался. Теперь знаю, что был прав – когда терять нечего, никто не скажет правды.
– Сочувствую! – я говорил совершенно серьезно. При всем моем неоднозначном отношении к Дюпону, мне было его жаль.
– Да не спеши сочувствовать! Задушить я тебя, конечно, не позволю. Но как бы ты об этом не пожалел – Моник ведь и с тобой захочет поговорить. А адмирал ей мешать не станет, еще и смотреть придет. Старый греховодник! У него внуки в Арагоне, а он тут связался с воровкой. Она обещала ему показать путь к острову Демона. К счастью, в навигации она ничего не смыслит, а карты частью погибли на «Пантере», частью ушли с «Ла Навидад»… – Дюпон наклонился к моему уху. – Мы отсюда кое-что слышали. Они вернутся за тобой, Джон? Если нет – лучше нам умереть побыстрее.
Я внутренне похолодел. Кто не боится боли? Если уж Дюпон превратился в такую развалину, то что станет со мной? Больше всего я боялся, что расскажу Моник все. И тогда она обязательно постарается отнять дельфина у Дрейка. Казалось бы, невыполнимая задача – но что для этой женщины могло быть невозможного?
– Они обязательно вернутся, мсье Клод! Нам нужно терпеть.
– Будем терпеть! – кивнул он. – Только теперь это по большей части твоя задача. Кто там кричал с «Ла Навидад»? Неужели Кристин совсем оправилась от раны? Я, вообще-то, считал ее мертвой. Что ж, это обнадеживает. Моник будет ждать, когда они придут вызволять тебя. Женщина скорее обманет женщину, так что вся надежда на Кристин. Но расскажи-ка мне: почему вы бросили нас на Тортуге?
– Простите, Дюпон. Я не могу вам этого рассказать, и надеюсь не рассказать Моник.
– Вот оно как? – буканьер устало оперся о стену и прикрыл глаза. – Если вы передали дельфина Дрейку, то это. Очень огорчительно. Что ж, я сделал что мог, а теперь уж пусть будет, что будет.
– Ваша лягушка… – решился я. – Когда вы держали ее в руках подолгу – к вам никто не приходил? Не было видений, например, голосов?
Дюпон открыл один глаз, некоторое время смотрел на меня, а потом усмехнулся.
– Многое становится понятным. Или, точнее, появляется еще больше вопросов. Поговорим об этом как-нибудь потом, если останемся живы.
Трое пиратов, которые сперва хотели меня придушить, сменили гнев на милость, когда Дюпон объяснил им, что я – единственная надежда на спасение. Они даже помогли мне перевязать разбитую голову и напоили теплой, вонючей водой из грязного кувшина. Кормили их только с утра, несколькими сухарями, так что больше угостить новичка оказалось нечем.
В тот день меня не трогали, и я вскоре уснул. Проснувшись или, скорее, очнувшись утром я весь день ждал, что Моник пришлет за мной, но ничего не произошло. Ожидание становилось мучительным. Единственное, что хоть как-то развлекало – разговоры с Дюпоном. Он по-прежнему с удовольствием рассказывал увлекательные, а часто и смешные охотничьи байки.
– А знаешь, что удивительнее всего, Джон? Нет, не волшебные предметы, не остров Демона, не Башня Сатаны и даже не наше путешествие во времени! Самое удивительное, что когда Моник пытала меня. Я вдруг простил ей все. Сам не знаю, как это произошло, почему. Стало ее жалко, и все. И простил.
– Жалко? – мне казалось, что Дюпон и слова-то такого не знает. – Жалко Моник? Но с ней, кажется, все в порядке!
– Нет, Джон. Когда она жгла мне спину, я вдруг понял, что жизнь обошлась с ней не лучшим образом. Я терял сознание от боли, и вот, как-то очнувшись в очередной раз, понял, что мне ее жалко. Такая злоба не появляется в людях просто так, особенно в женщинах. – Дюпон вдруг встрепенулся. – Кстати! Тебе ведь,
