уныло следом.
— Вы как меня вспомнили вообще? — Спросил я после получашки чая, двух карамелек и неловкой паузы.
— А что тут сложного?
— Ну мне показалось, я достаточно изменился за последнее время.
— Да нет, что вы. — Софья мялась, видно было, что ей тяжело сформулировать мысль правильно и дипломатично. — Просто, вы поймите, я не хочу вас ничем обидеть, такое редко забывается — вы меня тогда, если честно, очень удивили. Сидит такой слегка помятый молодой человек, ведет непринужденную беседу, и вдруг…
— Что вдруг?
— Взрыв эмоций, фонтан чувств, хлещущая наружу ну, я не знаю, какая—то средневековая, как у идальго, спесь. И все это внутри, все это жжет, а лицо бесстрастно. Только глаза выражают, как бы это сказать, унижение. И терпеть это нет сил, и нет самозащиты от этой обиды никакой, нет действия, нет опыта в такой ситуации. И вот—вот это все прорвет как вулкан, как Везувий, и этим извержением похоронит вокруг все живое. И, как следствие, человек, давя в себе эту стихию, щадя жизни и разум других живых существ рядом, бежит прочь, чтобы предаться своему гневу, начать саморазрушение. Такое, знаете ли, Виктор, вряд ли забудешь.
Она помолчала, потупив глаза, потеребила край скатерти. Потом вскинулась.
— Я ведь тогда, когда вы убежали внезапно, сразу же как—то поняла — случится что—то плохое. Просто состояние у вас такое было. И после уже, от первого испуга оправившись, поняла как вас обидела. Долго вас ждала, чтобы извиниться, а вас все не было. Ходила, искала вас. Спрашивала. А вы, как сквозь землю… И оттого мне было еще хуже. Так что теперь, когда мы, случайно и счастливо, внезапно встретились — хочу просить у вас прощения.
— Пустое, — я махнул рукой, — я тогда конечно сильно обиделся, и, как вы верно угадали, попал в очень неприятную череду злоключений. Но вас не виню. В вашем монологе прозвучало слово спесь. Оно и является определяющим. Так что ни в чем себя не вините. Не надо. Кому из нас двоих и следует просить прощения, так это мне. За то, что я вчера тут устроил. Покорнейше прошу — простите. Я немедля поправлю все разрушения, поленницу вон видите, уже сложил, извинюсь перед жителями, которым тоже доставил неудобства, а перед вами за тот ужас, за то что омрачил вам приезд, вообще готов голову уложить на плаху и подставить под топор. Отсечение беспутной головы — лучшая воспитательная мера для меня.
Софья засмеялась, точь в точь, как тогда, в момент нашей первой встречи. Она смеялась, и не собиралась останавливаться. Я же, весь красный от смущения, стремглав выскочил во двор и полетел к сараюшке с инструментами.
К вечеру, когда я все поправил, и подумывал уже было, куда бы мне, ко всем чертям, податься, Софья сделала мне предложение побыть при школе кем—то типа сторожа или подсобного рабочего. Предложение было сделано столь деликатно, что не оставалось никаких сомнений в том, что она его долго и тщательно обдумывала.
Мне же, в моем положении, обижаться было не след. Как мог, я поблагодарил хозяйку:
— Я очень вам признателен, еще раз приношу и прошу принять извинения за причиненные неудобства и уверяю, больше я вам хлопот не доставлю. Более того, буду надежным помощником все время моего нахождения здесь. Впрочем и это, думаю, продлится недолго. Я буду искать и найду способ отсюда выбраться. Ибо выбираться отсюда мне очень нужно.
На том и порешили.
Часть третья
БЫТИЕ
1.
В оставшиеся до начала занятий дни Софья навещала учеников. Она пояснила, что проводит среди них что—то типа тестов, определяя что ученик забыл за лето, а что помнит. Работала с каждым индивидуально, сопоставляла полученные данные и писала учебные планы. Было видно, что работу свою она любит и относится к ней добросовестно. Этакая подвижница—народница, со своими мечтами и идеалами, взятая из века девятнадцатого и перенесенная в сегодняшние дни.
Я тоже не отлынивал, готовил школу к зиме, и ходил на сторонние заработки. Круг моих знакомых в Молебной неустанно ширился, а репутация росла. Даже моя истерика мне нисколько не навредила. Видимо такие вещи легко прощались деревенским обществом, которое списывало их на придурь. Для деревни важнее была проблема пьянства. Я же, несмотря на то, что со мной и расплачивались иногда самогоном, проходил по разряду непьющих. Ибо днем не пил, а работал. Это и было в деревенском понимании самым важным.
С хозяйкою встречались мы только за ужином, делили нехитрую деревенскую трапезу, и болтали о всяком — разном. Обычный, ни к чему не обязывающий треп, какой бывает у случайных попутчиков в поезде, волею случая сведенных вместе и вынужденных какое—то время это соседство терпеть.
Похоже мы оба смирились с нашей ролью случайных пассажиров и обоим, от осознания того, что встреча эта — чистая случайность, было легче. По крайней мере мне так казалось.
Да и Софья временами мрачнела и, задумавшись, как бы подвисала. Видя эту озабоченность, какую—то накатывавшую временами угрюмость, я старался ничем хозяйку не донимать и вообще как можно меньше попадаться на глаза. Потому и проводил обычно все вечера, да и далеко за полночь на берегу пруда. Держался подальше от вагончика, сидел на бережку, щурился на поплавок, и дымил сигареткой.
Взор мой был устремлен на поплавок, а мысли в будущее. Будущего своего я в этой деревеньке не видел. Оно, будущее, лежало где—то там, за горами и лесами, окутанное туманом и облитое холодными дождями, расплывчатое и неосязаемое. В какой—то неизвестной плоскости находящееся, непонятное, таинственное, устрашающее, но от этого не перставшее к себе манить.
Я стремился в будущее всей душой и постоянно придумывал разные варианты его приближения. Вариант с Толяном я для себя отринул. Очень уж это был редкий шанс и очень ненадежный. Слишком глубоко зашли наши с Толяном противоречия. В последнее время мне начинал нравиться другой вариант — уйти из Молебной в Штырин напрямик, по снегу, на широких охотничьих лыжах. Я чувствовал в себе силы, уверенность, желание. Ну одна ночевка под открытым небом, ну две. Ну, на худой конец три. Но, в конце концов, дойду ведь. Люди на Северный Полюс пешком ходят, что я, до Штырина не доберусь? И вот я прикидывал, и так и сяк, как бы мне раздобыть лыжи, какие мне нужны вещи, одежда, провиант. И я теперь
