– Нет, все намного хуже…
Я вдруг поняла, насколько все плохо складывалось для бедного парня!
– Вадим, ваш друг отец Евстратий – наш священник. Я живу в Белых Камнях. И в последнее время замечаю, что мой брат и отец Евстратий как-то уж очень часто стали встречаться. Скажи, Вадим, квартира записана на тебя?
– Нет, но он обещал…
– Он скоро выгонит тебя отсюда. Ты должен это как-то предотвратить.
Парень глубоко задышал и сел на пол.
– Что же мне делать?
– Не дай ему тебя бросить, – серьезно посоветовала я.
– Давно они встречаются? – спросил Вадим.
– Ну… Не очень давно, с месяц. Я точно знаю, что они виделись шестого апреля.
Вадим машинально, а может, и не машинально посмотрел на календарь.
– Шестого он был со мной, – неожиданно твердо сказал он.
Такая убежденность показалась мне странной.
– Но почему ты так уверен?
– Он у меня по понедельникам, средам и пятницам. Всегда. И ни разу не пропустил встречу. А в другие дни у него вечерняя христианская школа.
– Это точно?
– Да.
Вадим встал и пошел на кухню. Вернулся оттуда со стаканом воды.
– Зря вы пришли ко мне, – сказал он, отпивая из стакана по глоточку. – Ваш брат моему Андрюше не нужен. Напрасно пугаете меня.
Я пожала плечами:
– Ты так веришь ему? А ведь он своей жене изменяет, изменит и тебе.
Эта формула, насколько я знала, всегда страшно злила любовниц. Однако в мире парней, сожительствующих со священниками, она не работала. Вадим ухмыльнулся и ответил:
– Его жена – старая женщина, а он не любит старость и не любит женщин.
Я уже была на пороге квартиры Вадима, когда вдруг решила спросить:
– Как ты думаешь, Вадим, если бы кто-то узнал о вашей связи, что бы сделал Андрей Викторович?
Ответ был нетрадиционный, как и их отношения:
– Он бы бросил все и стал со мною жить.
Проходя через калитку забора, я поблагодарила охранника за доброту и содействие.
25
Ночью на городской улице было прохладно, темно и немного страшно. Казалось бы, центр Гродина, но фонари тут не горели, а из подворотни соседнего дома, далеко не такого респектабельного, как дом, где проживал любовник нашего попа, доносились подозрительные крики.
Поежившись, я включила телефон и набрала Никиту.
– Ты где? – заорал он в трубку. Потом добавил совсем другим тоном: – Где ты?
Я объяснила, и он сказал, что скоро приедет.
Его машина подлетела к дому свиданий отца Евстратия уже через десять минут. Никита встретил меня поцелуями и проклятиями. Его эмоциональность и пугала, и заводила меня.
– Прошу тебя, – сказала я ему, как можно спокойнее. – Неужели ты думаешь, что я такая стерва – провела ночь с тобой и бросилась в чью-то другую постель? Я могу и обидеться.
Он кусал губы, руки вцепились в рулевое колесо, хотя мы стояли на месте с выключенным мотором.
– Прости, – сказал он. – Я и впрямь веду себя как псих. Я был на работе, когда начал звонить тебе. И правда решил, что ты с Ильей. Поклянись, что между вами…
Я открыла дверцу машины, намереваясь выйти.
– Нет, – попросил он. – Нет, сядь. Я же пытаюсь объяснить тебе… Мне самому страшно от того, что внутри меня происходит. Представь, что я сделал: позвонил в поместье, попросил его к телефону, стал спрашивать что-то. Потом набрал Виолетку, заставил ее весь дом обыскать, чтобы убедиться, что ты не с ним. Это просто маразм. Так нельзя. Я же понимаю. Но что ты тут делала?
– Я ищу убийцу твоего брата. В этом доме живет… пассия отца Евстратия. Я выяснила, что шестого апреля Андрей Викторович не мог быть в квартире Кости, во всяком случае в момент убийства, в одиннадцать тридцать.
– То есть ты по-прежнему не веришь, что твою сестру и Костю убила моя мать?
– Нет.
Он раздраженно хлопнул ладонями по рулю, но взял себя в руки. Сделал долгий вдох, выдох и завел двигатель своего «ауди». И вдруг сказал нечто, чего я не ожидала:
– Я уже тоже не очень в это верю.
– Почему?
– Пока я не могу тебе этого сказать, но я поговорил с дедом, и кое-что мне стало ясно. Я еще не уверен, но думаю, что знаю, кто убил брата.
В постели Никита тоже вел себя как безумный. Впервые в своей пусть и небольшой жизни я была объектом просто бразильских страстей. И, отдаваясь во власть безумца, я ощущала, что во мне просыпается желание раздувать этот пожар, кидать в топку страсти все больше угля и дразнить чертей…
– Я люблю твои руки, твои плечи, губы, глаза, – шептал он, когда его физические силы истощались. – С этой короткой стрижкой ты кажешься мне совсем ребенком. Ты удивительная женщина, я умру без тебя, ты понимаешь?
Я засыпала в его руках, я просыпалась от его поцелуев, я чувствовала его взгляд, как чувствует лошадь узду, все время, когда он был рядом. А когда Никита уезжал в город, я вздыхала с облегчением.
…В первое время, когда мне еще казалось, что Никита просто развлекается со мной, я отказывалась от верховых прогулок с Альханом и Ильей, но потом мне стало понятно, что это излишняя жертва. Для меня пара часов верхом, запахи степи, Альхашин бег, Илья, с которым мы почти перестали разговаривать, стали ежедневным допингом, единственной настоящей поддержкой в этом месте. А если Никиту бесило мое невинное удовольствие – так что же? Ревнивые люди всегда придумают повод для ревности. Пусть хотя бы этот повод будет достойный.
На одной такой прогулке Илья сказал мне:
– Завтра кончится наша мирная жизнь.
– А что – война?
– Нет, казаки.
– Какие казаки? – изумилась я.
Оказывается, у деда была еще одна слабость и еще одна статья немыслимых расходов – гродинское казачье войско. За счет старика Цирулика люди в черкесках проворачивали много интересных дел, обеспечивая себя и свои многодетные фамилии. У казаков было собственное поселение, то бишь станица, с землями и угодьями, и они растили там пшеницу, разводили овец и прочую живность. Как известно, сельское хозяйство – отрасль дотационная, дотации ложились на плечи Цирулика, а прибыли, которые с каждым годом росли, оседали в карманах ушлых есаулов.
Но дед знал, что он делал. Почти половина высших чинов в администрации области любила поиграть в казаков, а тот, кто им организовывал эти игры, мог впоследствии просто загибать пальцы, перечисляя свои желания, как старик перед золотой рыбкой. А желаний у Цирулика было много.
Каждую весну в поместье деда съезжались казаки из той самой, облагодетельствованной Виктором Ивановичем, станицы Круглой, а также их казачьи боссы из Гродина. Для них устраивалось веселье, пиршество и организовывалась возможность пообщаться, что было особенно ценно и для гостей «Теремка», и для его хозяев.
– Это будет цирк, – заключил свой краткий экскурс в историю современного казачества Илья, не преувеличив ни на граммульку.
26
