мрачной наружности. Тощие и большеголовые, чем-то напоминающие оголодавших щенков, они были облачены в такие же балахоны, только оттенком темнее.
Последним на пороге особняка появился немолодой мужчина, сразу же поспешивший нам навстречу.
— Леди Виржиния! Какая честь! — еще издалека завел он приветственную речь, и голос его, низкий и гортанный, словно заполнил собой всю округу. — Я, признаться, не ждал, что вы приедете с гостями, но очень рад видеть вас всех в «Темных водах»! Джеймсон, Паркер, Паттерсон, займитесь лошадьми, — небрежно взмахнул мужчина рукою, и его странные спутники, повинуясь жесту, припустили бегом.
Я с трудом заставила себя выпустить поводья и передать их существу в сером балахоне. Оно мне совершенно не нравилось. Никогда не доверяла людям, которые так чудн
— А вы, наверное, сэр Шилдс?
— Да, да, Дуглас Шилдс, к вашим услугам!
Хозяин поместья подошел ближе, поклонился, а когда выпрямился, я наконец-то смогла его хорошенько рассмотреть.
Пышная грива светлых и жестких волос отчасти напоминала львиную — и, признаться, выглядела неестественно у столь немолодого человека. Правда, постарел Дуглас Шилдс, как это называют,
— Прошу прощения — я привела без предупреждения гостей с собою, — защебетала я, исполняя светский долг. — Это мисс Тайлер, моя компаньонка, девушка самого скромного нрава и с воспитанием, которое сделало бы честь и леди. И мистер Норманн…
— Детектив Норманн, — вклинился в беседу Эллис и, ухватив Шилдса за руку, крепко пожал ее. — Прибыл сюда, чтоб дельце одно расследовать, так сказать, но узнал, что вы тут проживаете, и настоял на визите. Всегда хотел познакомиться! Вы знаете, что благодаря вашей книге поймали «кровавых лунопоклонников» из Севенти-ярд?
— Неужели? — вежливо переспросил сэр Шилдс, поднимая густые брови.
— Ну да, — невозмутимо подтвердил Эллис и добавил, задумчиво почесав подбородок: — Ведь мысль резать людей пришла им в голову именно после прочтения этой книжки… Удивительная штука!
— Э… рад, что мой труд произвел на вас впечатление, — сумел найти нейтральный ответ Дуглас Шилдс. — А теперь прошу пройти за мной — все для чаепития уже готово. Энтони с нетерпением ждет встречи с вами… Он, к сожалению, редко видит новых людей, — лицо хозяина поместья омрачила тень давнего горя.
— Энтони — это ваш…
— Сын, — быстро ответил Шилдс, не дав мне договорить. — Он весьма необычный мальчик. Не показывайте свое удивление слишком открыто. Это может его ранить.
— Более необычный, чем ваши слуги? — осторожно спросил Эллис.
Только Эвани все так же помалкивала, со сдержанным любопытством оглядываясь по сторонам.
— Слуги? О, вы об этих? — сэр Шилдс повел рукою, указывая на юношей в балахонах, уводящих лошадей по еле заметной тропе за угол особняка. — Они не слуги, а добровольные помощники. Мои… студенты. Я одно время преподавал в Бромлинском Университете. А когда вынужден был уйти из-за того… из-за того, что случилось с моей женой и с Тони, они последовали за мною. И, да, не обращайте внимания на их странные одеяния, — растянул Шилдс полные губы в улыбке. — Они просто прониклись моими лекциями о культе природы и здесь, в блаженном спокойствии нетронутых лесов и лугов, наслаждаются Истинной Жизнью. Наиграются, думаю, и вырастут из этого — потом. А пока — почему бы и нет? — развел он виновато руками.
Эллис сочувственно закивал.
— Да, да. Вы правы! Это безобидное чудачество, почему бы не потакать ему? Дети и есть дети…
— Они все время живут с вами? А как же их семьи? — вдруг подала голос Эвани.
— Нет, конечно, — нахмурил брови Шилдс. — У них, как я понял, что-то вроде смены. Четверо или пятеро человек живут тут по два месяца. Что ж, пребывание на природе в этом возрасте идет только на пользу, — снова улыбнулся он умудренно. — Да и знания, коими набивают их головы в институте, лучше укладываются после отдыха.
За беседой я и не заметила, как мы подошли к порогу. Внутри особняка не было ничего необычного. Та же классическая обстановка — гобелены, картины, пастельные тона, мягкие линии. И — знакомый- знакомый запах: пыль, старое дерево и еще что-то сладковато-земляное, свойственное исключительно древним домам.
У высоких резных дверей Шилдс вновь остановился и тихо напомнил:
— Прошу, не удивляйтесь сильно. Ведите себя так, словно все в совершеннейшем порядке. Энтони слишком нежный… но так любит гостей!
И — распахнул торжественно створки.
— Папа! — звонко выкрикнули мальчишечьим задорным голосом, едва Дуглас Шилдс переступил порог. — А я как раз книжку успел дочитать! Можно мне теперь еще один кусок пирога за чаем?
— Да, да, конечно, можно, — растроганно отвечал Шилдс, и в уголках глаз у него что-то подозрительно блеснуло.
Я, подгоняемая любопытством, шагнула вперед.
У окна сидел мальчик лет четырнадцати или пятнадцати — самый очаровательный из всех, кого мне приходилось встречать. Волосы цвета льна едва доставали до шеи и лежали пышной волной. Кожа, кажется, никогда не знала солнца — белая, как молоко, и наверняка нежная, как у младенца. О руках верней всего было бы сказать «соразмерные» или «гармоничные» — длинные пальцы, изящная линия запястья…
Мальчик улыбался, будто святой с иконы — светло и капельку грустно.
Ноги его, несмотря на жару, укрывал плед. А к креслу по бокам были приделаны нелепо огромные колеса. Я видела такое устройство в первый раз и не понимала, зачем оно нужно… Но отчего-то сердце мое сковала ледяная жуть.
— Леди Виржиния, мисс Тайлер, мистер Норманн, — деревянным голосом произнес Дуглас Шилдс. — Счастлив представить вам своего сына и единственную отраду в этой жизни — Энтони Френсиса Шилдса.
Мальчик перевел взгляд на меня и вдруг посерьезнел.
— Здравствуй, — сказал он просто. — А я тебя давно ждал…
— Правда? — только и сумела переспросить я, не в силах собраться с мыслями.
— Конечно, — кивнул он и, прокрутив с силою колеса, подъехал ближе на своем чудном кресле. Меня пробрало ознобом — этот мальчик был… калекой? Он не мог ходить? — Отец мне про тебя много-много рассказывал. Ты ведь Виржиния, да?
—
— Полно, он всего лишь ребенок, — вмешалась я, и Шилдс отшатнулся от сына с выражением бесконечной вины на лице. И дураку было бы понятно, что это чувство было адресовано не мне. — Пусть Энтони зовет меня, как пожелает. Ты ведь Энтони, верно? — улыбнулась я мальчику.
— Можно Тони, — с детской непосредственностью ответил он. — Мне четырнадцать. Только мне все время кажется, что одиннадцать. Это потому что когда мы разбились и мама умерла, я стукнулся головой. Только я этого не помню, — солнечно улыбнулся Тони и, прокрутив колеса, подъехал ближе — и замер: — Ой, от вас так вкусно пахнет! — он поймал мою руку и поднес к лицу, прикрывая глаза. Кожу опалило горячее дыхание. — Что это?
Я немного растерялась.
— Духи.
— Вкусно… — повторил Энтони, выпустил мою руку и отклонился. Солнечный свет пятнами лег на его