Когда Ира опять услышала, что он хочет стать певцом, она сразу же переменила тему разговора.
— Так, может быть, вы прочитаете свой фантастический рассказ? — напомнила Ира.
Боря сказал, что за ним еще надо пойти, так как он в кармане пальто. Но не сдвинулся с места, а начал говорить, что рассказ его очень странный, что он сам запутался в нем, что…
— Несите, — приказала Ира.
Рассказ Боря принес и было уже принялся читать, но остановился и снова начал говорить о том, что пишет он всего три месяца, то есть с того времени, как ушел из института, и не совсем уверен, что фантастика его жанр, но ничего другого пока вообще не получается.
— Читайте, читайте! — требовала Ира. — Мне не нужны ваши предисловия, я и так все пойму.
Примерно на странице пятой Боря пробормотал:
— Я сам чувствую, сколько здесь надо еще менять.
— Читайте. Мне очень интересно.
Ира действительно слушала не отрываясь. Тема Бориного рассказа так переплеталась с ее жизнью, с ее болезнью, что Ире начало казаться, будто во всем этом есть какое-то роковое совпадение.
Рассказ оборвался.
— Видите как, — сказал Боря грустно, — даже конца нет.
— А два пути окисления действительно существуют или вы их выдумали?
— Существуют. Это работа моего товарища. Если вам интересно, я могу ее принести.
Ира смотрела на Борю. Вот он, кого она ждала, кто пришел и сказал: психика? невроз? истощение? Все это ерунда. Ее болезнь с чисто органическими нарушениями. Нарушениями процессов окисления и терморегуляции. Ведь у нее действительно нарушена терморегуляция.
Разбор рассказа Ира начала с кусков, которые ей понравились и которые доказывали, что писать Боря может и должен. Потом она говорила о недостатках, сделала несколько замечаний и подсказала кое- какие ходы.
Боря не просто соглашался, он восторженно откликался на все Ирины предложения. И воодушевленная Ира придумывала все новые и новые коллизии сюжета.
— Закончите этот рассказ, я вам обещаю, он будет напечатан, — твердо сказала Ира.
Боря весь засветился.
Боря ушел, а Ира долго еще сидела, не двигаясь с места. Ее охватил восторг от сделанной только что ею правки Бориного рассказа и от придуманных ею сюжетных ходов.
Но постепенно радость затихала, а вместо нее рос страх ответственности. Ответственности за судьбу другого человека, которую она зачем-то вдруг взвалила на себя, забыв, что она сама еле держится в этом мире.
На следующий день Ира решила сразу же пойти собирать материал для очерка об обслуживании. Сразу же, пока у нее не заболело горло, или голова, или еще что-нибудь, что могло помешать ей выйти на улицу. И пока она не соберет материал, Ира решила не ехать к маме. Хотя Ира знала, что это ужасно, потому что мама очень обидится, если узнает, что Ира всюду ходит, а к ней нет. А папа и родственники начнут возмущаться.
Но Ира не могла совмещать поездки к маме со сбором материала. Надо было выбирать. И страх подвести журнал победил. Других же чувств, кроме страха, которые могли бы управлять Ириными действиями, у нее давно не было.
…Ира шла мимо киосков. Здесь возле метро их было очень много. И Ира придумала: каждый киоск это маленький домик. В одном домике живут папиросы и командуют ими папиросницы, а в другом живут печенье и пироги. Ира остановилась возле домика, в котором живут пироги.
— «Невский» пирог будет после обеда, — сказала продавщица мужчине в пенсне и с бородкой.
Потом девушка закрыла окошечко и, повесив на окошечке табличку «Обед», скрылась в тамбуре.
Ира обошла киоск и постучала в дверь. На стук никто не ответил. Ира толкнула дверь и вошла. На табуретке сидела девушка, которая только что продавала пироги, и плакала.
— Вам что? — спросила девушка, увидев Иру.
Ира показала свое поручение из редакции.
— У вас что-то случилось? — спросила Ира.
— Деньги пропали.
— Много?
— Тридцать рублей.
— Как же они пропали?
— А я сама не знаю. Стала вчера вечером остатки считать. Так считаю и эдак считаю, а тридцати рублей все не хватает.
Ира сняла шубу, здесь — в тамбуре — горел рефлектор и было очень жарко.
— Как вас зовут?
— Зина.
— А это точно, Зина, что деньги пропали вчера?
— Да.
— Почему вы так думаете?
Сидя на табуретке напротив Зины, Ира задавала вопросы по порядку, как следователь, выясняя обстоятельства дела.
— Я каждый вечер остатки проверяю.
— Тогда вспомните, не заходил ли вчера кто-нибудь в ваш киоск?
— Нет.
— Это точно? Может, на минутку кто забегал?
— Катя заходила! — вспомнила девушка.
— Кто она?
— Мы с ней вместе летом работали, летом — много покупателей, и мы по двое работаем.
Ира ничего больше не спросила про Катю.
Но Зина вдруг сама, понизив голос, заговорила:
— Я на рабочих думаю. Я когда товар принимаю, не всегда считаю его.
— А вчера считали?
— В том-то и дело, что нет. Я побежала пироги заказывать. Чтобы после обеда привезли.
— Куда вы побежали? — Ира незаметно задавала и те вопросы, которые вводили ее в курс работы в киосках. Так она уже знала и как считают по вечерам остатки, и как принимают товары.
— А мы всегда заказываем товары по телефону-автомату. Как видим — что-нибудь кончается, так и заказываем. Но почему-то мне привезли пироги не после обеда, а вовремя. И привез их мне Коля, и мы с ним заговорились, вот я и не считала, — Зина понизила голос. — А может, и не рабочие, — поведала она уж совсем шепотом, — может, их самих обманули на фабрике.
— Что же вы теперь думаете делать? — спросила Ира.
— Свои деньги отдам, только брата боюсь. Он и так против того, чтобы я продавщицей работала.
— А брат у вас кто?
Зина вздохнула:
— Инженер.
Неожиданно загудел гудок. Зина вскочила:
— Пироги привезли.
Ира шла домой, и ей было уже неудобно перед этой Зиной, потому что она знала, что писать о ней не будет. Глупо и ни к чему было для этого журнала писать о том, как украли у нее тридцать рублей. Жалко только потерянного дня и истраченных впустую сил. И вдруг Ире пришла в голову мысль познакомиться с Зининым братом. Ира почувствовала, что конфликт между братом-инженером и сестрой-продавщицей может вдохновить ее на очерк.
К концу следующего дня Ира подошла к киоску и вместе с Зиной отправилась к ней домой.
Зинин брат был небольшого роста, чуть повыше Иры, с рыжеватой бородкой. Звали его Валя. Манера разговора у него была странноватой. Валя говорил, и каждое слово его было отделено от рядом стоящего
